Мао Цзэдун

Разумеется, во всем этом была немалая доля игры. Мао обожал притворяться больным и хворым, чтобы посмотреть на впечатление, которое это произведет на окружающих. В феврале 1963 года, например, он разыграл роль тяжело больного старика перед послом СССР Степаном Васильевичем Червоненко. «Прежде чем устроить этот спектакль, он несколько раз репетировал роль дряхлого умирающего старца перед нами, — вспоминает его лечащий врач, — все выспрашивая, похож ли он на уходящего из земной жизни. Затем улегся в постель». Советские представители были вправду ошеломлены: «Нас поразил неожиданный контраст: посредине слабоосвещенной комнаты стояла высокая кровать, на которой полулежал Мао Цзэдун. Вокруг в почтительных позах сидели Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Дэн Сяопин и переводчик… Председатель говорил, что уже не может читать мелких иероглифов и для него специально печатают крупные иероглифы; он утверждал, будто уже не проводит заседаний Политбюро и не читает всех важных бумаг. „Теперь дела в партии ведут они“, — сказал Мао Цзэдун, указывая на сидевших в спальне руководителей КПК».

Да, так бывало не раз, но в декабре 1970 года Мао на самом деле чувствовал себя плохо, и ему стоило больших трудов показаться здоровым своему американскому знакомому. Накануне встречи он едва начал выкарабкиваться из тяжелейшей пневмонии, которая продержала его в постели почти два месяца. Именно поэтому он выглядел похудевшим.

Правда, напоследок оживился и, прощаясь со Сноу, все же бросил: «Я буддийский монах под зонтиком. Без волос и без неба»¹⁶⁵. Эта древняя аллегория означала, что он не подчиняется никаким законам, ни людским, ни небесным. Иными словами, живет, как считает нужным, и будет жить сколько захочет. (Слова «волосы» и «закон» на китайском языке произносятся одинаково — «фа», только в первом случае голос подает вниз, а во втором — выводит глубокую дугу.)

Сноу ничего не понял, так как молодая переводчица, Нэнси Тан (Тан Вэньшэн), родившаяся в Америке и не знакомая с классической философией, перевела это выражение иначе: «Я одинокий монах, бредущий по миру с дырявым зонтиком»¹⁶⁶. Откуда она взяла такую красивую фразу, никому не известно, но так как Сноу вполне доверял ей, он разнес это «откровение» Мао по всему свету. И люди в разных странах стали гадать: что имел в виду властитель Китая? Почему он так одинок?

Бодрился Мао напрасно. Пневмония в его возрасте была очень опасна, тем более что так серьезно он заболел в первый раз. До этого его всегда преследовали только бронхиты, полностью избавиться от которых мешало курение. Он по-прежнему выкуривал по две-три пачки в день, но больше всего теперь любил уже не «Честерфилд» и «555», а отечественные сигареты «Чжунхуа» («Китай»), «Сюнмао» («Панда») и «Лоцзяшань» («Гора Лоцзя»). Возможно, из патриотических чувств. Правда, незадолго до приезда Сноу он перешел на более качественные сигареты «Северная полярная звезда», которые производились в Кантоне из табака, выращивавшегося за границей¹⁶⁷.

Не способствовал укреплению здоровья Мао и его ненормальный образ жизни. Он упорно ложился спать далеко за полночь, часто около пяти утра, а спал теперь не до двух-трех дня, а до одиннадцати утра. Ел всего два раза в день — около двух-трех часов и между восьмью и девятью вечера. Больше всего любил жирную жареную свинину, порезанную мелкими кусочками и приготовленную в остром хунаньском соусе с красным перцем. Пил, правда, крайне умеренно. Изредка мог себе позволить немного китайского виноградного вина. И только по большим праздникам — чуть-чуть маотая (ароматной рисовой водки).

Сильное разрушающее воздействие на его организм оказывала непрекращавшаяся политическая борьба. После подавления хунвэйбинов ее эпицентр с улиц и площадей вновь переместился в партию. Резко возросшая роль армии, а соответственно высшего генералитета, непосредственно руководившего наведением порядка, вызвала недовольство группы Цзян Цин, главных застрельщиков «культурной революции». Постепенно начали обостряться отношения между фракциями некогда единой группы «левых» вождей. Цзян, Кан Шэн, Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюань стали выражать негодование действиями НОАК. Линь Бяо и его генералы, а также жена Е Цюнь, имевшая колоссальное влияние на мужа и его окружение, реагировали болезненно. Они считали, что «период бури и натиска» закончился и надо приступать к развитию производства и перевооружению армии. В этом их поддерживал Чжоу Эньлай.