Мао Цзэдун

Цзян Цин надо было завоевать Мао! Но доступ к нему ограничивала Чжан Юйфэн, в конце 1974 года официально назначенная Политбюро «секретарем Председателя по особо важным и конфиденциальным поручениям». К тому же посредниками между Мао и Политбюро выступали сторонники Чжоу, неразлучные Ван Хайжун и Нэнси Тан. Цзян Цин пыталась задобрить Юйфэн, дарила ей подарки, заискивала, старалась завязать дружбу. Но ей не везло. «Маленькая Чжан» не очень-то ее баловала, а тут еще в мае 1975 года в окружении «великого вождя» появилась новая молодая женщина, некто Мэн Цзиньюнь, взявшая на себя обязанности помощницы Юйфэн. И этой красотке любить «леваков» не было уже никакого резона. С 1968 по 1973 год она находилась в тюрьме, будучи оклеветанной хунвэйбинами. И к Мао при посредничестве Юйфэн явилась просить «реабилитации». Когда-то, в 60-е годы, она танцевала в ансамбле песни и пляски Военно-воздушных сил, на одном из концертов которого впервые встретилась с «великим кормчим». Неимоверно хорошенькая, она сразу же понравилась Мао, который захотел с ней потанцевать. Во время танца он попросил ее «не быть такой скованной» и через несколько па увел к себе в спальню. Их роман продолжался недолго, и Чжан Юйфэн не ревновала. Даже наоборот, сочувствовала молоденькой «коллеге» (та была на четыре года ее младше). После этого Цзиньюнь какое-то время работала в Ухани медсестрой, а затем была арестована.

Вновь встретившись с Юйфэн в самом конце мая 1975 года, она попросила помочь добиться высочайшей аудиенции. Мао был опечален, узнав о злоключениях своей бывшей любовницы, «реабилитировал» ее и оставил при себе. Цзян Цин от этого в восторг не пришла, но вынуждена была смириться.

Но неожиданно в конце сентября Цзян и ее сторонникам повезло. Одряхлевший диктатор по каким-то причинам решил сделать своим посредником в контактах с Политбюро племянника Юаньсиня, вместо Ван Хайжун и Нэнси Тан. По-видимому, он просто соскучился по нему: ведь мы помним, с какой теплотой он относился к этому сироте. Умный и хитрый Юаньсинь, однако, смог воспользоваться ситуацией для того, чтобы оказать на дядю влияние в нужном для Цзян Цин направлении. Он являлся ее горячим единомышленником и, кстати, никогда этого не скрывал.

У «леваков» открылось второе дыхание. Через любимого племянника Мао они стали усиленно обрабатывать Председателя в антидэновском духе. «Надо опасаться ЦК, боюсь, как бы не произошел откат, рецидив, — нашептывал Юаньсинь дяде. — …Я очень внимательно слежу за выступлениями товарища Дэн Сяопина, и у меня возникло ощущение, что он очень мало касается достижений Великой культурной революции, очень мало говорит о критике ревизионистской линии Лю Шаоци. В этом году я не слышал, чтобы он затронул вопрос о том, как следует изучать теорию [диктатуры пролетариата], как критиковать роман „Речные заводи“, как критиковать ревизионизм»²⁵⁹. И далее: «Есть два подхода. Кое-кто [просто] не удовлетворен великой культурной революцией, другие хотят свести счеты… с великой культурной революцией»²⁶⁰.

Обработка продолжалась более месяца. И наконец Мао не выдержал. Он пришел в ярость, начав возмущаться Дэном. По его требованию члены Политбюро начали критиковать «зарвавшегося» противника Цзян Цин, а в стране в целом с ноября стало набирать силу новое движение: «критики Дэна и борьбы с правоуклонистским поветрием пересмотра правильных оргвыводов». Дэн Сяопина отстранили от большинства обязанностей, позволив ему только открывать и закрывать заседания Политбюро и заниматься внешнеполитическими делами. Особенно бурно новая антидэновская кампания развернулась в университете Цинхуа в Пекине.

В самый разгар этой свистопляски, 8 января 1976 года в 9 часов 57 минут утра, скончался Чжоу Эньлай. Его многие оплакивали: премьер остался в памяти большинства китайцев мудрым, честным и человеколюбивым. Был ли он таким на самом деле, мало кого в Китае интересовало. Имидж благородного лидера доминировал в сознании масс. В день похорон 11 января траурный кортеж с его прахом проследовал к кладбищу революционных героев, сопровождаемый плачем и скорбными криками пекинцев. Всем тем, кто вышел тогда в мороз на центральную улицу Чанъаньцзе (а таких было более миллиона), на всю жизнь запомнился бело-голубой автобус, увозивший в небытие дорогого Чжоу.