Маори

— Это верно. — Она начала сильнее тереть сковородку, которую пыталась отмыть. — Как бы мне хотелось, чтобы эта война поскорее кончилась! Но кому какое дело до того, что говорит кто-то вроде меня?

— Мне есть дело, — спокойно ответил он. Она улыбнулась ему.

— Это очень мило с вашей стороны.

Почти все мясо, хлеб и сыр, что она поставила перед ним на стол, уже исчезли. Он откинулся на спинку стула и прихлебывал воду.

— Должно быть, этот Коффин страшно богат.

— О, да! — Она была рада направить разговор в новое, более приятное русло. — Думаю, он самый богатый человек в Новой Зеландии.

— Когда я входил, мне показалось, что я слышу голос ребенка наверху. Это его ребенок?

Он поднялся со стула и опять принялся расхаживать по кухне, снова изучая мельчайшие подробности.

Мерита заколебалась, отвечая на этот неожиданный вопрос.

— Конечно, нет, — наконец, солгала она. — Это мой ребенок. Его отец… его отец солдат. Офицер. Очень хороший человек.

— Каждый стал солдатом в эти дни, — заметил он, но не стал задавать больше вопросов. Это было невежливо.

Вместо этого он принялся расспрашивать ее о доме и поместье. Она успокоилась и старалась отвечать ему, как могла, пока он вдруг резко не повернулся к ней. Во время разговора они подходили все ближе и ближе друг к другу, и вот теперь ее отделяли от него всего только несколько дюймов. Теперь его лицо оказалось очень близко к ней, и эти бездонные глаза не отрывались от ее глаз.

— Этот Коффин — он хорошо с вами обращается?

— Хорошо? Со мной?

Она была так шокирована его нахальством, что с трудом нашла, что ответить.

— Я просто присматриваю за домом. Если вас интересуют, хорошо ли мне платят, так я вполне довольна.

— Я рад это слышать. — Его рука лежала на ее плече, и сквозь платье она ощутила это обжигающее прикосновение. — Я вижу, что вы не голодаете.

Она отстранилась от него, сама удивляясь — почему же она не ударила его?

— Если вы уже наелись и напились, пора бы вам отправляться в дорогу. Преподобный Спенсер скоро будет здесь, а ему может не понравиться ваше присутствие.

Дыхание ее стало вдруг быстрым и прерывистым, и не только волнение было тому причиной.

Он намеренно медленно отставил стакан в сторону.

— Ну, скажите же, — вызывающе проговорил он, — ведь вы же не боитесь меня? Мне, кажется, вас вообще нельзя ничем напугать.

— Это верно. — Она круто повернулась к нему лицом, лихорадочно вспоминая, где же она оставила винтовку. Вот же она, в дальнем углу. Но она не кинулась за оружием. Он ведь ничего такого не сделал, правда ведь? — Я ничего не боюсь.

Сейчас она была к винтовке уже ближе, чем он. В следующее мгновение она схватила ее.

Он остановился.

— Так вы собираетесь застрелить меня?

— Если придется. Вы меня заставляете.

Он снова начал медленно приближаться к ней.

— Надеюсь, это не так.

Он опять подошел к ней вплотную, и ей пришлось поднять голову, чтобы увидеть его лицо.

— Кто вы? — прошептала она. — Чего вы хотите?

— Я просто гость, друг. — Голос его был таким тихим, что ей пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова. — Тот, у кого нет ни дома, ни семьи, ни места, куда бы пойти, и кому поэтому не надо никуда спешить.

Она могла отстраниться от его руки. Она могла бы отступить в сторону, или же назад, или ударить его по руке. А вместо этого она стояла, глядя на него, как завороженная, пока его рука не прикоснулась к ее щеке.

— Весь вопрос, Мерита в том, чего хочешь ты. Это большой дом, и пустой дом, и, если отец твоего ребенка действительно солдат, сейчас он, скорее всего, где-то далеко, а не здесь. Ты замужем за ним?

— Нет, — честно ответила она и сама удивилась, с какой стати ей отвечать на его вопросы. — Нет, мы не женаты.

— Ну вот.

Он приблизился еще на дюйм. Пальцы ее продолжали сжимать винтовку, но в мыслях у нее больше не было поднять оружие и прицелиться.

— Мне, как хорошему гостю, полагается постараться и отблагодарить за гостеприимство — единственным способом, который имеется в моем распоряжении.

Теперь обе его руки касались ее — одна гладила ее по щеке, а другая скользнула на плечо. Она дышала так тяжело, что ей казалось, будто легкие у нее вот-вот разорвутся.

— Я закричу.

Он лукаво усмехнулся, глядя на нее.

— Думаю, что закричишь. Я и сам могу закричать.

— Киннегад, — прошептала она. — Ты — дьявол!

— Нет. — Он нагнулся, приближая свое лицо к ней. — Я не дьявол, хотя, если для тебя это что-нибудь да значит, я прихожусь родственников одному из них.

Первый раз, когда он вынудил ее к занятию любовью, Киннегад сделал это из чувства мести. Во второй раз это служило только удовлетворению страсти.

В третий раз, поздно ночью, это было в постели Мериты, в ее комнате горничной, а уже не на кухне.

Комната эта была убрана намного богаче, чем должна была бы быть обычная комната для прислуги; все в этой комнате было изменено.