Марь

Волин кивнул: дескать, верно мыслишь. Мне всю жизнь приходится деньги эти проклятые считать. Рассказал бы я тебе, парень, как мне в свое время пришлось воевать с твоими сородичами из-за этих денег, тогда б тебе еще понятнее стало, что такое быть банковским работником. Это ведь только непосвященный думает, что мы деньги лопатами гребем и ничего не делаем, – нет, брат, зарплата у нас небольшая, зато ответственности хоть отбавляй.

На душе было уютно после выпитого, и Волин от избытка чувств даже глаза закрыл. Они тогда уже пересели с Ерёмой от стола в кресла и теперь отдыхали, посмаливая одну сигарету за другой. Анна Петровна, поняв, что больше не нужна мужикам, ушла возиться на кухню – не весь же вечер дымом дышать.

Время клонилось к вечеру. За окном чуть пригасло, и по комнате забегали солнечные закатные блики. Ерёма уже несколько раз порывался покинуть этот гостеприимный дом и отправиться в гостиницу, в которой жили приезжие делегаты слета, но Волин и не думал его отпускать. Посиди, говорит, еще – ну кто там тебя ждет? Так ведь домой, однако, надо ехать – поезд-то без меня уйдет, пытался сопротивляться парень. Узнав, когда отправляется его поезд, Волин махнул рукой: мол, успеешь. Тут ехать-то всего ничего. Сам-де тебя до автобуса провожу. Вещи, говоришь, у тебя в гостинице? Так и за вещами сходим. Тоже недалеко. Я ведь, мол, в самом центре живу, а это что тебе Рим, где все пути сходятся.

…Вот ведь как оно бывает, находясь в пограничном состоянии между дремой и трезвым восприятием действительности, думает Николай Иванович. Давно ли это было, когда он шастал по тайге с инспекторскими проверками, а вот уже и дети тех оленных людей, с которыми он когда-то был знаком, выросли. Наверное, и они уже своих детей имеют. Интересно, как им там живется сегодня в тайге? Поди, недовольны тем, что железную дорогу к ним ведут. Ну а я… я-то сам был бы доволен, если бы вдруг в мой дом пожаловали незваные гости? Наверное, тоже бы рожу-то скривил. Вот и они паникуют. Правда, вслух об этом не говорят. Вот и Ерёма этот Савельев ничего в адрес стройки плохого не сказал – прочитал по бумажке какие-то там дежурные слова и убежал с трибуны. И другие таежные люди промолчали. А надо было бы сказать. Впрочем, Волин это после выпитого так храбрится, а на самом деле он бы тоже, скорее всего, не стал на их месте возражать: а что толку? Как сказали в Москве, так и будет. Впрочем, это он на себя пиджачок-то примеряет, на человека, которому нужно делать карьеру, а Ерёме-то чего бояться? Его карьера известно какая… Было бы ружьишко да порох, а жизнь он себе сам устроит. Это им, городским, вечно приходится всего бояться, вечно на вытяжку стоять перед начальством. «Фу, какая мерзость!» – подумал Волин и тут же позавидовал этому охотнику Савельеву.

Кстати, он всегда завидовал этим таежным людям. Их воле, их независимому характеру, их особенной близости к природе. Он даже когда-то подумывал о том, чтобы прибиться к оленным людям. Ну втемяшилось в голову – и все тут. От одной красотищи, в которой они живут и дышат, душа запоет. Тут тебе и речка с рыбой, и тайга со зверем всяким. А главное – никто тебе в душу лезть не будет. Живи как вздумается. Тем более тунгусы люди добрые и приветливые. Думал, коли останется, сможет в колхозе бухгалтерию вести. Он ведь помнил, как жаловались ему эти дети природы: дескать, обманывает их государство, покупая у них продукцию по заниженным ценам. И все потому, что они люди неученые по части финансовых дел. Ну а ученые к ним-де в тайгу не едут. Вот Волин и хотел помочь им с этим государством бороться. Хотя он-то знал, что все дело не в государстве, а в этих жуликах из заготконторы – это они надували тунгусов.

Наверное, зря он все-таки не остался тогда в тайге. Жил бы сейчас – в ус не дул, а тут эти бесконечные совещания, бесчисленные директивы, проверки, разносы… А мы еще удивляемся, отчего это век наш таким коротким стал. Да поживи с наше – быстро окочуришься.

Волин вдруг начал припоминать, когда он в последний раз был в тайге, и не вспомнил. Поди, лет двадцать уже прошло, как он выбрался из холодных северных утренников и обосновался в теплых кабинетах. Карьера у него шла неплохо. А ведь ершистым был, занозистым, а таких начальство не любит. Правда, и среди начальников попадаются мудрые головы, которые сквозь пальцы смотрят на все это: лишь бы человек правильный был. А то бездарей-то вон сколько развелось, стульев для них не хватает. И ведь чем, дьяволы, берут!.. Нет, не своими деловыми качествами – этого у них отродясь не было, – просто они умеют задницу своим начальникам лизать. Но Волин и сам никогда этим не занимался, и теперь, когда он получил свой нынешний высокий пост, пытается огородить себя от подхалимов. Успешный начальник, думает он, силен не тем, что его окружают всякие там лизоблюды, а тем, что у него много ершистых, но зато толковых ребят. На которых можно всегда положиться.