Марафон длиной в неделю

— Все в ваших руках. Мы должны осуществить большую акцию, Ипполитов, которая, возможно, получит резонанс во всем мире! — Греффе уставился на Ипполитова, желая проверить, какую реакцию произведут его слова. Неужели испугается? — Вы говорили, что у вас есть влиятельные знакомые в Москве?

Ипполитов крепко сжал пальцы, но так, чтобы Греффе не заметил его волнения. Черт его дернул похвастаться высокими знакомствами — сейчас это может повредить ему. Ответил неопределенно:

— Идет война, господин оберштурмбанфюрер, она разбрасывает людей, и я не совсем уверен, что все на своих местах. Хотя, — добавил, — кое-какие связи всегда можно возобновить.

Дверь открылась, Продль принес кофе и две большие рюмки с коньяком. Он поставил поднос на журнальный столик, и Греффе подсел к нему, предложив Ипполитову мягкое кресло. Продль вышел, не сказав ни слова. Это понравилось Греффе: всегда приятно, когда подчиненный понимает тебя и относится с надлежащим уважением.

— Мы забросим вас в советский тыл, — решительно перешел к делу оберштурмбанфюрер. — Вы должны будете осесть где-нибудь в Подмосковье или в Москве. Снимете квартиру, возобновите знакомства, изучите обстановку... У вас будут деньги, надежные документы, средства связи и, наконец, новое, совершеннейшее, особо секретное оружие, портативная пушка, если хотите. Она будет помещаться в рукаве вашего пиджака — стреляет снарядами, способными пробивать пятисантиметровую броню.

— Неужели? — не поверил Ипполитов. — Вот это штуковина!

— Как вы сказали? Штуковина? Что это такое?

— Замечательная вещь, — приблизительно объяснил Ипполитов. — Так говорят русские, господин оберштурмбанфюрер.

— Из этой... э-э... штуковины вам придется стрелять, Ипполитов. — Глаза у Греффе сузились, словно он сам прицеливался.

— Рука у меня твердая!

— Вы слыхали о «Цеппелине»?

— Разведорган?

— Да. Вы должны пройти там специальную подготовку.

— Не помешает. Только вот что, господин оберштурмбанфюрер, — продолжал Ипполитов нагло, в конце концов, теперь он мог себе это позволить, — я хочу, чтобы ваши инструкторы в процессе подготовки операции прислушивались к моим советам и желаниям.

— Вас будут готовить лучшие специалисты рейха.

«А чихать я хотел на ваших спецов, — подумал Ипполитов, — насмотрелся в Австрии». Но вслух произнес учтиво:

— Я глубоко благодарен за заботу. Но ваши специалисты не знают некоторых тонкостей жизни русских и не могут учесть все мелочи.

Он был прав, этот пройдоха, и Греффе не мог не согласиться с ним. Пообещал твердо:

— Руководство «Цеппелина» получит такое указание.

— Я был уверен, господин оберштурмбанфюрер, что вы согласитесь со мной.

Греффе смотрел на Ипполитова тяжелым взглядом. Этот тип наглел с каждой минутой, и его счастье, что у него нет дублера. Однако оберштурмбанфюрер подавил в себе чувство неприязни к Ипполитову. Вероятно, успех дела зависел именно от этих черт его характера: наглости, самоуверенности, умения быстро ориентироваться в любых условиях. Сейчас этот тип нужен им, и можно позволить ему немного амбиции; сделает свое дело, вернется, во что Греффе, честно говоря, мало верил, тогда можно поставить его на место — у каждого должно быть свое место и никто еще не прыгал выше своей головы.

Греффе встал и пожал Ипполитову руку.

— Желаю успеха, — произнес он искренне. — О нашем разговоре не должен знать ни один человек. С сегодняшнего дня вы строго засекреченная особа.

— Так точно, — ответил Ипполитов и вышел из кабинета, выпятив грудь. Чего-чего, а амбиции ему не нужно было занимать.

6

Лес подступал к самому проселку. «Виллис» прыгал на выбоинах между деревьями, ветки нависали над дорогой, и приходилось наклоняться, чтобы не поцарапать лицо.

Виктор бормотал что-то себе под нос, а Бобренок, надвинув фуражку на лоб, вглядывался в кустарник. В этих местах можно ожидать всего, даже автоматной очереди из-за дерева.

Наконец лес немного отступил, дорога пересекла небольшую полянку, и впереди обозначился крутой поворот. Толкунов дотронулся до плеча Виктора:

— Останови здесь, нам лучше подойти к дому лесника незаметно.

Бобренок, соглашаясь, кивнул. Действительно, вон развесистая береза в конце поляны, о которой говорил им Гавришкив, а перед самым поворотом — молодой дуб. Ориентиры обозначены точно, и Толкунов прав: береженого и бог бережет — возможно, в доме лесника засада.

Они продвигались, часто останавливаясь. Лес поредел, наконец совсем расступился — впереди, за молодыми березками, открылась поляна, засаженная картофелем. Какой-то мужчина возился там с лопатой.

Толкунов сделал знак Бобренку оставаться на месте, а сам незаметно исчез в кустах. Не шелохнулась ни одна веточка, только какая-то птичка пискнула встревоженно и сразу умолкла.