Марафон со смертью

– Не знаю. У него очень важные дела, не терпящие отлагательств. А когда он освободится, Сергей Антонович мне что-то не докладывал, – чрезвычайно довольная своим ответом, она смерила Кашицкую уничтожающим взглядом.

В другое время, быть может, Пелагея Брониславовна завелась бы и уж как-нибудь сумела бы поставить зарвавшуюся молодку на место, но сегодня ее мысли и чувства были слишком заняты племянником, чтобы распыляться на подобные мелочи.

– Ничего, я подожду его здесь, в приемной. Можно? – робко спросила Кашицкая, кивая на стоящие вдоль стены рядком стулья.

– Пожалуйста, – милостиво разрешила секретарша. – Сидите здесь, сколько хотите.

– Спасибо.

– Я доложу о вас, как только Сергей Антонович освободится.

– Спасибо, – повторила Кашицкая, устраиваясь на стуле и расстегивая плащ.

– Но я вас должна предупредить, что вам, может, очень долго придется ждать, – уже почти совсем миролюбиво закончила секретарша, едва ли не с сочувствием глядя на пожилую посетительницу.

– Ничего, я подожду. Дело у меня очень важное. Я обязательно должна увидеть Антоненко, – убежденно проговорила Пелагея Брониславовна, упрямо указав на закрытую дверь начальника гуно...

В кабинет Антоненко она попала только к вечеру.

Маша (именно так звали верную секретаршу, которая, кстати, оказалась не такой уж вредной девчонкой и даже угостила Пелагею Брониславовну кофе) на минуту вошла в кабинет своего шефа и тут же появилась снова, сделав приглашающий жест:

– Заходите, он вас примет.

Антоненко сидел за огромным столом, уставленным телефонными аппаратами и заваленным кипами бумаг. Он откровенно грустно смотрел на посетительницу, устало подпирая голову руками:

– Я вас слушаю.

Голос его был бесцветным и равнодушным. Вряд ли он собирался слушать, что наговорит ему эта пенсионерка.

– Сергей Антонович, я по важному делу. Меня зовут Пелагея Брониславовна Кашицкая, – посчитала нужным сначала представиться женщина. – Я являюсь опекуном своего племянника, Виталия Корабельникова...

– Корабельникова? – при звуках этой фамилии лицо Антоненко будто оживилось. Заметно было, что он что-то старательно пытается вспомнить.

– Да. Он был отправлен из детского дома с группой детей в Италию...

– А-а! – весело вскричал Сергей Антонович, отбрасывая маску скуки, вставая и жестом предлагая Пелагее Брониславовне садиться в кресло напротив.

Странно, но веселость эта и гостеприимность вовсе не показались женщине искренними.

– Как же, как же, помню фамилию Корабельников! Красивая фамилия.

– Я бы хотела...

– Машенька, – проговорил Антоненко в аппарат селекторной связи, перебивая Кашицкую, – в том шкафу, где у нас дела детей, отправленных в этом году в Италию, найди мне папку Корабельникова. Виталия... Как его по батюшке? – обернулся он к Пелагее Брониславовне.

– Васильевича, – почему-то шепотом подсказала Кашицкая, невольно привстав со своего места.

– Васильевича, – продублировал в аппарат Антоненко. – Найди, Машенька, будь добра, эту папку и принеси мне сюда как можно быстрее.

– Я бы хотела понять, что происходит, – заговорила Кашицкая, когда начальник гуно снова уселся на свое место. – Мне никто толком ничего не может объяснить. Вдруг взяли и лишили меня, единственного родного ему человека – не алкоголика, не психичку – права на опекунство, а теперь я вообще узнаю, что мальчика усыновили какие-то итальянцы...

– Ну, не "какие-то", – снова перебил ее чиновник. – Мы всегда очень внимательно изучаем кандидатуры будущих родителей наших детей, особенно, сами понимаете, иностранцев. Каждая такая семья проходит специальную проверку, тестирование, и даже разрешение на усыновление выдается не нами, а только в Киеве, в министерстве... Сейчас посмотрим документы.

В этот момент как раз вошла Маша с "делом"

Виталика в руках, и Антоненко тут же раскрыл папку. Жест, каким он развязывал тесемочки, показался Пелагее Брониславовне уж слишком нервным.

Она поняла, что главный начальник всех педагогов города отчего-то сильно волнуется, – Та-а-ак, посмотрим...

Сергей Антонович вытащил из папки верхний документ и положил перед собой на стол, чуть развернув его, чтобы бумагу видела и Кашицкая.

– Это выписка из решения Советского народного суда от пятого декабря прошлого года... Сейчас... Вот – "признать, что Кашицкая Пелагея Брониславовна по состоянию здоровья, а также по своему материальному положению не может выполнять обязанности опекуна Корабельникова Виталия Васильевича... В связи с тем, что родители Корабельникова В.В. скончались..." Ну, это понятно. Ага, вот – "отделу народного образования решить вопрос о помещении Корабельникова В.В. в детский дом для детей-сирот до двадцатого декабря текущего..."

– Но как же так можно, Сергей Антонович? – Пелагея Брониславовна даже не возмущалась – просто не было предела ее искреннему изумлению. – Как это могли решить без меня, без моего участия? Откуда в суде знают, в состоянии я выполнять обязанности опекуна или нет? Да и Виталик не сирота! Ведь у него есть я, в конце-то концов!