Маракотова бездна

До сего времени глубинная жизнь океана была нам известна только благодаря отдельным рыбам, которых мы вылавливали тралом, теперь же мы видели удивительный подводный мир таким, каков он есть на самом деле. Океан оказался гораздо более плотно населенным, чем земля. Бродвей в субботу вечером, Ломбард-стрит перед праздничным днем кишат толпами не больше, чем огромные морские пространства, расстилавшиеся перед нами. Мы уже прошли те верхние слои, где рыбы либо бесцветны, либо обладают настоящей морской окраской: ультрамариновой сверху и серебряной снизу. Здесь были создания всевозможной окраски и формы, какие может показать море. Нежные лентоцефалии проносились сквозь туннель света, как ленточки из серебра. Изгибалась медленная змееобразная мурена – вьюн морских глубин; черный морской еж, состоящий из колючек и рта, глупо глазел на нас. Порой подплывала каракатица и смотрела на нас по-человечески зловещими глазами. Порой мелькала какая-нибудь цистома или глаукус, оживляя всю сцену подобно цветку. Огромная лошадиная макрель свирепо налетала на иллюминатор, пока не появилась темная тень акулы – и макрель исчезла в ее раскрывшейся пасти.

Доктор Маракот сидел с записной книжкой на коленях, заносил в нее свои наблюдения и безостановочно бормотал научные пояснения:

– Что это? Что это? – слышал я. – Да, да, «химера мирабилис» Майкла Сарса. В самом деле, вон там лепидион, но, насколько я могу судить, новый вид. Заметьте этого макруруса, мистер Хедлей: его окраска отличается от тех, которые попадаются нам в сеть.

Один лишь раз он был застигнут врасплох: когда длинный овальный предмет промелькнул с большой быстротой сверху мимо его окна и оставил позади себя вибрирующий след, тянувшийся, как нитка. Признаюсь, я так же был озадачен в этот момент, как и доктор. Разрешил эту тайну Билл Сканлен.

– Понимаю! Этот плут Джон Свинни опустил свой лот рядом с нами, быть может, для того, чтобы напомнить нам, что мы не одни.

– Верно, верно! – сказал, улыбаясь, Маракот. – Новый род глубоководной фауны, мистер Хедлей, – с проволочным хвостом и свинцом на носу… Но, конечно, им необходимо производить промеры, чтобы держаться над нашей подводной мелью. Все идет хорошо, капитан! – крикнул он. – Продолжайте спуск!

Маракот выключил электрический свет, и все снова погрузилось в полную темноту, за исключением фосфоресцирующего циферблата глубиномера, который отмечал наше продолжавшееся погружение. Чувствовалось легкое покачивание, и лишь движущаяся по циферблату стрелка сигнализировала о нашем положении. Теперь мы были на уровне трехсот метров, и воздух в кабинке стал спертым. Сканлен открыл кран вытяжной трубки, и стало легче дышать. На четырехстах пятидесяти метрах мы остановились и раскачивались в середине океана со вновь зажженными огнями. Какая-то большая темная масса прошла мимо нас, но мы не могли определить – была ли это меч-рыба, или глубоководная акула, или же какое-нибудь чудовище неизвестной породы. Доктор быстро выключил свет.

– В этом наша главная опасность! – сказал он. – В глубине водятся такие создания, нападение которых эта бронированная комната имеет столько же шансов выдержать, сколько пчелиный улей – натиск носорога.

– Может быть, это киты? – спросил Сканлен.

– Киты могут забираться на большую глубину, – ответил ученый. – Об одном гренландском ките известно, что он утянул около мили каната перпендикулярно вниз. Но пока кит не ранен или сильно не напуган – он никогда не уйдет так глубоко. Это могла быть гигантская каракатица – они встречаются на всякой глубине.

– Однако я думаю, что каракатица слишком мягка, чтобы повредить нам. Было бы смешно, если бы она ухитрилась сделать дыру в никелированной стали Меррибэнкса.

– Тела их мягки, – ответил профессор, – но клюв большой каракатицы может продолбить насквозь железный брусок. Один удар этого клюва может просверлить иллюминаторные стекла толщиной в три сантиметра с такой легкостью, словно они сделаны из пергамента.

– Веселенькое дельце! – воскликнул Билл.

Наконец мы почувствовали, что остановились. Толчок был таким легким и едва заметным, что мы узнали об остановке, лишь включив свет и увидав вокруг кабинки спокойно свернувшиеся кольца каната. Они представляли опасность для наших воздушных трубок, так как могли их запутать и, после приказа Маракота, канат снова подтянули кверху. Циферблат отметил пятьсот сорок метров. Мы неподвижно лежали на вулканическом хребте на дне Атлантики.

* * *

В то время, думается, мы все чувствовали одно и тоже. Не хотелось ни двигаться, ни наблюдать. Одно стремление охватило нас: спокойно посидеть и постараться осмыслить происходящее: мы ведь находились в самом центре одного из величайших океанов в мире. Но скоро странное зрелище вокруг кабинки привлекло нас снова к иллюминаторам.