Марамзин

Их потребность бывать часто вместе всё уп­рочнялась, расширялась, хотя и не доставляя им всё большего удовольствия; это было уже опира- ние друг на друга, и не виделось ему конца, пото­му что оно заменяло им ненужную свободу друг от друга; это была уже зависимость, потому что их понятия, представления о правде и о счастье все точнее пригонялись друг по другу, и уже вы­страивался мир «посредине жизни», и они в этом мире любили друг друга за полную возможность понимания, но был и оттенок, пожалуй, немалый, в этом и обиды от такой зависимости, обиды, при­водившей ко все более частым, и в то же время к все более легким «— что тоже обидно! -— быстро проходящим, пустяковым ссорам.

Иван Петрович глядел иногда на Дусю и ду­мал:

— Они тебя хотели обидеть и, конечно, оби­дели бы за милую душу. Они меня тоже хотели обидеть, и им бы это хорошо удалось. А мы ухва­тились вовремя друг за друга и их обманули! И нам теперь ничего нельзя сделать, только бы мы теперь так и держали внутри, между собой, и не поддавались бы характеру, настроению или про­чим мелким ежедневным врагам.

Кто это «они» и как они каждого из них могли обидеть, Иван Петрович теперь никогда не пояс­нял себе, даже и в мыслях, но чувствовал крепко.

— Могли бы сделать из жизни ад, но она не разрешила, — говорили соседи, которые бегло, но всё замечают.

А поэтому они с Дусей жили уже душа в душу — и это было заметно даже внешне, по тому, как они ходили по улице: плечом к плечу, нога в ногу, рука об руку, голова к голове.

Он слегка притворялся очень искренним и мягким — но пока притворялся, он и был такой, разве это плохо?

Пиджачок, поддуваемый ветром вразлет, от­крывал рубашку и коротенький галстук, трепещу­щий на сторону, над плечами и дальше.

Рукав пиджака попадал меж ладоней, распле­тая им пальцы, и обоих сердил...

1964