Марат

Заседание началось. Марат прошел через зал, стал на последнюю ступеньку у кресла и громким голосом произнес: «Граждане, не преступник предстает перед вами, это Друг народа, апостол и мученик свободы. Уже давно его травят неумолимые враги отечества, и сегодня его преследует гнусная клика государственных людей. Он благодарит своих преследователей за то, что они дают ему возможность со всем блеском показать свою невиновность и покрыть их позором». Громкие аплодисменты в разных концах зала покрыли его слова.

Судебное разбирательство длилось сравнительно недолго — несколько часов. Обвинение Марата в контрреволюционных намерениях, в призывах к убийству, желании унизить и распустить Конвент настолько противоречило всему облику великого революционера и его боевой публицистике (в ходе заседания зачитывались вслух его статьи), что оно распадалось тут же на глазах судей и публики. В ходе судебного раздора документального материала, приложенного обвинением, был публично разоблачен грубый подлог, совершенный Бриссо, в одном из документов злонамеренно поставившего фамилию Марата там, где должна была стоять фамилия Горса.

Присутствующий в зале народ громко выражал свое возмущение и аплодировал обвиняемому до тех пор, пока Марат не обратился к нему со словами: «Граждане, мое дело — это ваше дело, это дело свободы. Я прошу вас соблюдать полное спокойствие, чтобы не давать преследующим меня врагам отечества предлога клеветать на вас и обвинять в воздействии на решение суда».

Марат действительно с блеском доказал свою полную невиновность; его ответы на вопросы и краткая речь, которую он держал, были не столько защитой, сколько сокрушительным обвинением обвинителей.

Присяжные удалились на совещание. Через три четверти часа суд возвратился, и в полной тишине, воцарившейся в зале, председатель суда, резюмируя единогласные заключения присяжных, огласил приговор: «Трибунал признает невиновность Жана Поля Марата в предъявленном ему обвинении и постановляет, что он должен быть немедленно освобожден».

Громадный зал сотрясся от рукоплесканий. В течение нескольких минут этот гремящий гул оваций ширился и нарастал. «Оправдан!» — это слово передавалось из уст в уста, из зала заседаний в коридоры, соседние залы, на двор, на площадь, на улицы, и десятки тысяч людей, до которых докатывалась эта радостная весть, неистовыми рукоплесканиями и громкими возгласами приветствовали победу народа.

Сотни, тысячи рук протягивались к Марату, ему бросали цветы, его хотели обнять. Национальные гвардейцы должны были выстроиться в два ряда, чтобы дать возможность Марату выйти из зала суда среди ликующей толпы.

Но когда он показался в дверях — в своем длинном зеленом сюртуке с потемневшим горностаевым воротником, широкоплечий, коренастый, с иссиня-черными волосами, жесткими прядями ниспадавшими на высокий лоб, с пристальным, острым взглядом черных глаз, когда десятки тысяч людей увидели, наконец, своего Марата, Друга народа, снова вышедшего победителем из этого сражения, грозившего ему гибелью, волна оваций, восторженных возгласов прокатилась по несметной толпе народа. Марат был сразу подхвачен сотнями дружеских рук, и в кресле, утопавшем в цветах, гирляндах, с Лавровым венком на голове, под непрерывные выкрики «Да здравствует республика, свобода и Марат!» он поплыл над колышущимися, движущимися рядами голов и знамен, устремившихся в сторону Конвента.

Через Новый мост, по улицам де Моне и Сент-Оноре эта грандиозная и величественная процессия направилась к Конвенту. В пути народ все прибывал и присоединялся к движущимся плотными рядами колоннам.

Сколько их было — парижан, вышедших праздновать победу Марата в этот теплый, солнечный апрельский день? Очевидцы расходились в цифрах. Одни говорили — двести тысяч, другие — сто пятьдесят, третьи — сто тысяч. Сколько бы их ни считать, все сходились на том, что это было безбрежное море людей, затопившее все улицы и площади столицы, море, расцвеченное цветами, гирляндами, флагами; радостными лицами и улыбками.

Это был весь Париж — Париж санкюлотов, борцов за торжество революции, истинных патриотов, вышедших стихийно, по зову сердца, по велению революционного инстинкта, защищать Друга народа или праздновать его победу.

Огромное шествие, медленно двигаясь, наконец, достигло Конвента. Престиж Конвента был так велик, что манифестация остановилась у его дверей. Должностные лица и национальные гвардейцы, возглавившие шествие, отделились и прошли в зал, чтобы возвестить Конвенту о прибытии Марата и потребовать разрешения продефилировать в зале.