Марат

Все европейские монархи сочувствовали французскому королю, обещали ему свою поддержку и помощь. В Турине, позднее в Кобленце, эмигранты свили осиные гнезда французских роялистских организаций. Отсюда протягивались щупальца заговоров и контрреволюционных интриг. Французские эмигранты обивали пороги кабинетов высокопоставленных чиновников европейских столиц, призывая правительства монархических государств скорее прийти на помощь французскому королю.

Французская королева Мария Антуанетта — дочь австрийской императрицы Марии Терезии — поддерживала тесные связи с венским кабинетом. Нити заговора уходили из Парижа в Вену, Берлин, Петербург, Лондон, Турин. Идея была проста: король должен под любым предлогом оставить Париж; затем, опираясь на верные ему войска, бежать до границы, а там, смотря по обстоятельствам, открывалось сразу широкое поле для энергичных наступательных действий.

Уже в октябре 1790 года доверенное лицо короля Людовика XVI маркиз генерал Буйе взялся за практическое выполнение задуманного плана бегства. Буйе сосредоточил надежные войска между Парижем и восточной границей Франции. Эти верные монарху части должны были прикрывать кортеж короля в момент его следования к восточной границе.

18 апреля король высказал пожелание переехать из Тюильрийского дворца во дворец Сен-Клу. Он хотел выйти из-под постоянного и зоркого наблюдения народа. Но парижане, революционным инстинктом почувствовав нечто недоброе в этом замысле, воспротивились его переезду. Это задержало, конечно, осуществление намеченного плана и заставило искать иные пути его выполнения.

План бегства короля был воистину заговором европейских монархий: это был антифранцузский заговор. Для осуществления плана побега королевское правительство вступило в секретные переговоры с иностранными правительствами. Посол императрицы Екатерины II во Франции барон Симолин сыграл немалую роль в тайной подготовке бегства заговорщиков. Русский посол снабдил короля и королеву паспортами русской баронессы Корф, которая будто бы с двумя детьми, камердинером и тремя слугами должна была выехать из Франции. Король должен был бежать из Парижа в роли лакея баронессы.

Конечно, все эти неприглядные подробности стали известны позднее.

Но тайные приготовления, свершавшиеся в Тюильрийском дворце на протяжении 1790 и первой половины 1791 года, не ускользнули от зоркого взгляда Марата.

Марат не раз в общей форме указывал на возможность бегства короля за пределы Франции. Но если в 1790 году и в начале 1791 года Марат предостерегал своих соотечественников о возможности опасности, то весной 1791 года его предостережения приобрели вполне конкретное содержание.

В номере газеты «Друг народа» от 30 апреля 1791 года Марат писал:

«Все дороги от Сен-Клу до Компьена заняты кавалерийскими частями. Уже Буйе на границе готовится помогать врагу. Спите, спите на краю пропасти, глупые парижане!»

Это выступление Марата замечательно тем, что он совершенно точно указал маршрут, по которому действительно, как позднее это было подтверждено, намечалось бегство короля.

Через некоторое время Марат вновь привлекает внимание парижан к готовящемуся заговору. Он уже прямо указывает на то, что король готовится к побегу, и пишет: «Бомба готова взорваться. Все готово к гражданской войне, если королевской семье удастся бежать».

Марат это писал 8 мая; через месяц, 4 июня, «Друг народа» уже призывал французский народ к энергичным действиям: «Чтобы предупредить преступный замысел, необходимо двинуться к дворцу и помешать бегству королевской семьи».

Наконец, накануне самого бегства, 20 июня, Марат, предупреждая о готовящемся побеге, указывал практические меры, которые могли бы его предотвратить. «Друг народа» призывал задержать без различия «всех известных сторонников деспотизма», начиная с изменников из Национального собрания, Генерального штаба, муниципалитета; он указывал тем самым на тайных сообщников заговора.

Уже современников поражало это ясновидение Марата, этот казавшийся непостижимым дар пророчества, умение предвосхищать последующий ход событий. Но было ли это ясновидением? Здесь сказывались, с одной стороны, замечательный революционный инстинкт Марата, его проницательность и прозорливость. Однако всего этого было бы недостаточно для того, чтобы с такой точностью предугадать последующее и, например, указать на готовящийся побег монарха. Марат мог с такой определенностью строить предположения потому, что он опирался на доверие народа и пользовался поддержкой народных масс. Он получал сведения, которых не имели другие газеты. Уважение, доверие, признательность, которые он завоевал в среде народа, обеспечили ему постоянный приток разного рода информаций.