Они в воздухе пересекли Манхэттен, залитый внизу ясным дневным светом, и медленно, даже лениво сделали круг над башнями, мостами, статуей Свободы, пароходами и блестящими гаванями. Глухой стук шасси уныло прозвучал на взлетной полосе аэропорта. Отстегивая привязной ремень, Ноэль сказал:
— Ты сейчас едешь со мной в офис.
— Ничего не поделаешь.
— У Сэма в офисе есть пианино. Я должен сыграть тебе «Старое лицо луны».
— Ноэль, не смешивай свою светскую и деловую жизнь. Мне вообще не следовало лететь в самолете…
— Ты — безнадежная формалистка. Сэм знал, что я возьму тебя с собой, и предложил мне привести тебя в офис. Он хочет познакомиться с тобой. Ну, ты удовлетворена?
Она относилась с каким-то благоговейным страхом к офисам «Парамаунт». Вдоль обшитых панелями стен тянулись, как иконы, огромные изображения звезд. Эти звезды — фирменный знак «Парамаунт», который она видела на киноэкранах в течение всей своей жизни, — красовались повсюду, они были вырезаны, отпечатаны или нарисованы на стеклянных дверях, на плакатах, портретах, над арками и проходами, наполнив офисы каким-то сказочным волшебством, превратив их в нечто вроде «Тысячи и одной ночи» Голливуда. Ноэль обменялся кивком и улыбкой с секретарем в приемной и провел Марджори через дверь с надписью «Личный кабинет. Не входить» в маленькую комнату, выкрашенную в голубой цвет. Комната служила небольшой библиотекой, вдоль ее стен выстроились в ряд книги в кожаных переплетах; кроме того, в комнате был переносной бар и пианино.
— Уютно, а?
— Это совсем непохоже на деловой кабинет.
— Да, это верно. Именно здесь заключаются действительно жестокие и беспринципные сделки. Внешний офис — для обычного ежедневного надувательства. Я бы предложил тебе что-нибудь выпить, но Сэм приходит в бешенство, если кто-то пьет в рабочее время.
— Спасибо, я ничего не хочу. Ты уверен, что это нормально — нам прийти сюда?
— Все, что Сэм может сделать, — это уволить меня, а мне бы хотелось этого. — Он бросил свое пальто на маленький диван и сел за пианино. — Когда об этом подумаешь, понимаешь, как удивительно — писать песни, — сказал он, перебирая аккорды. — Правильная комбинация нескольких нот, удачное сочетание нескольких слов, все вместе длится не более чем одну-две минуты, и человек, написавший ее, в результате становится вдруг владельцем крупной фирмы или нефтяной скважины. Это как соревнование, конкурс. Написал удачный куплет — и выиграл Гран-при. Ну, ладно, малыш, вот удачный куплет 1936 года: Ноэль Эрман, «Старое лицо луны».
Марджори чувствовала, как мороз пробежал у нее по коже, когда он пел. Идея песни была построена на образе луны, каждую ночь взирающей, как старый одинокий холостяк бродил по улицам и всматривался в лица влюбленных, потом следовал за ними до самых квартир и смотрел на них через окна спален, завидуя им, завидуя их счастью. Лирическое настроение, которым была пронизана песня, приходит с самым последним тактом, с последним штрихом — обручальным кольцом девушки, сверкающим при лунном свете, когда она задергивает штору, чтобы не светило в глаза одинокое старое лицо луны.
Она бросилась Ноэлю на шею:
— О Боже, это — хит!
— Я знаю это, — сказал Ноэль. — Я собираюсь поторговаться насчет виллы на Ривьере. В мелодии действительно что-то есть, не правда ли?
Он снова начал играть. Дверь, ведущая во внешний офис, открылась, и вошел Сэм Ротмор, точно такой, каким Марджори представляла его, вплоть до сигары в руках. На нем была деловая элегантная одежда темных тонов, его розовые морщинистые руки были тщательно ухоженны, и в осанке, манере держать себя был какой-то налет величия, несмотря на сутулость, а может быть, наоборот, благодаря ей.
— Что это за музицирование? — сказал он гортанным голосом, который так хорошо пародировал Ноэль.
Ноэль вскочил.
— Сэм, конверт доставлен. Секретарь члена законодательного собрания Мортон был…
Ротмор кивнул:
— Я говорил с Мортоном по телефону час назад. Спасибо. — Он посмотрел на Марджори. — Здравствуйте. Моя фамилия — Ротмор. А вы Марджори Моргенштерн и вы — подруга этого мошенника.
— Я надеюсь, что не помешала…
— Ничуть. Вы как глоток свежего воздуха на старом душном заводе. Хорошо, как вам понравился полет на самолете?
— Это изумительно. Мне прямо не хотелось выходить, хотелось остаться и летать все время.
С иронией он взглянул на Ноэля, потом снова на нее, и она заметила огромные синие тени под его глазами.
— Ну что ж, продолжай, Ноэль, закончи то, что ты играл.
— Это новая песня, которую он только что написал, — сказала Марджори. — Мне кажется, она замечательна.
— О, ты написал новую песню? Интересно. Ты в последнее время читал какие-нибудь материалы о кино?
Как-то странно, с испуганным и в то же время высокомерным видом Ноэль сказал:
— Сэм, прежде чем уехать, я сдал три отчета. Они у вашего секретаря. Там я высказал вам…
— Я читал твои отчеты.
— Ну и как, там все нормально?
— Давай послушаем твою песню. — Он тяжело опустился в кресло и взглянул на Ноэля: — Ну, играй.
— Вам на самом деле интересно? — Ноэль неуклюже мялся, стоя у стула перед пианино.