Марджори в поисках пути

«Дорогой Ноэль.

Если вы на самом деле собираетесь вернуться, то это прекрасная новость. Мы все понимали, что вам было необходимо провести год в Париже перед тем, как надеть ярмо на шею. Если бы не наши жены и дети, то добрая половина из нас проделала бы то же, так что мы вам искренно завидуем.

Дайте мне знать, когда вы вернетесь в Штаты. Разумеется, я не могу говорить от лица фирмы. Но я думаю, что вы вполне можете вернуться к вашей прежней работе в тот самый момент, когда вы будете готовы это сделать. Мы все считаем, что, когда вы работали у нас, вы были на своем месте и отлично справлялись с работой. И если, как вы пишете, стабильное надежное будущее есть именно то, чего вы ищете, то вам здесь найдется место, да и вы просто обязаны сделать это. У вас врожденный дар рекламщика, как я всегда говорил вам, да и важные «шишки» довольны вами, что никогда не вредит. Поэтому я уверен, что мы вскоре будем иметь удовольствие вас видеть».

Она снова положила письмо в конверт и отдала его Ноэлю. Он спросил:

— И что ты обо всем этом думаешь?

— На этот раз все серьезно, не так ли?

— На этот раз серьезно. Определенно так.

Официант принес шампанское и подал его с сумрачной церемонностью. Когда он ушел, Ноэль поднял свой бокал к свету канделябра и легким круговым движением взболтнул вино.

— Что ж, это лучшее шампанское, еще оставшееся в нашей распавшейся цивилизации. Одно-единственное, как мне кажется, достойное того тоста, который я собираюсь произнести. — Он поднял бокал. — Время пришло, дорогая, оно воистину пришло. За мистера и миссис Эрман. Пусть живут долго и счастливо.

Он поднес бокал к губам. Марджори колебалась. Держа свой бокал в руке и нервно улыбаясь, она спросила:

— И кто эта счастливица, Ноэль?

Его улыбка была доверчивой и веселой. Он поставил бокал на стол, протянул руку и коснулся ее руки.

— Сказано прямо. Отлично, ты дала мне урок, что я до сих пор не могу рассчитывать на тебя, будто это само собой разумеющееся дело. Я еще не сделал предложение, не так ли? Что ж, Марджори, женщина, о которой идет речь, — именно та, в компании которой я сейчас нахожусь, единственная девушка, которую я когда-либо любил, единственная, которую я желал, единственная, которая интересна мне — ныне, присно и во веки веков. Марджори, ты выйдешь за меня замуж?

Пять лет она хотела услышать эти слова именно от этого человека. Она мечтала о них, грезила о них, молилась, чтобы услышать их, отчаивалась услышать их. Теперь, наконец, они были произнесены в темном парижском бистро, при свете двух чадящих свечей, со всей искренностью и серьезностью, на которые Ноэль Эрман был способен. Картина была полной. И теперь, ни секундой раньше, к Марджори пришла совершенная уверенность в том, каким будет ответ.

Она немного трусила. Но она мягко убрала свою руку, а необходимые слова ясно и четко пришли к ней.

— Я надеюсь на то, что ты мне поверишь, Ноэль, — я отнюдь не разыгрываю скромность. Даю тебе честное слово, я хотела услышать от тебя эти слова, это истинная правда. Но ответить тебе я могу только отрицательно, Ноэль. Я не хочу выходить за тебя замуж. Это невозможно. Прости меня…

Они возвращались к ее гостинице в такси в полном молчании. Он в расстегнутом пальто забился в угол сиденья, вытянув вперед ноги. Только один раз, с улыбкой, бывшей бледной тенью его обычной насмешливости, Ноэль выпрямился и произнес:

— У меня в голове постоянно крутится одна старая английская поговорка, может, ты ее знаешь?

Он не делал, когда мог,

Когда же сделал, то не смог.

Не зная, что ответить на это, Марджори промолчала.

Из такси он вышел первым, потом помог выбраться ей. Он держал ее за руку, глядя ей в лицо при тусклом свете лампочки над входом в гостиницу.

— Тебе надо было бы приехать неделей позже, Марджори.

— Честное слово, Ноэль, это ничего бы не изменило.

— Что ты собираешься делать завтра?

— Уезжать из Парижа.

— Как? Самолетом, поездом?

— Не знаю.

— И куда?

— Пока не решила.

— Я провожу тебя.

— Нет. Благодарю тебя, не надо.

— Я не сдаюсь, ты же знаешь меня, Марджори. Дома я снова приду к тебе.