Мареновая роза

– Замолчи! – торопливо перебила ее женщина в красном, не позволяя произнести вслух слово, которое должно остаться непроизнесенным. – Имя ее не так важно. Вот состояние мозгов – да. В последнее время наша леди стала очень нетерпеливой, в дополнение ко всем прочим грехам. Давай-ка мы прекратим болтовню и пойдем наверх.

Рози сказала:

– Я решила назвать свою дочь Кэролайн. Норман не возражал. Вообще-то ему, честно говоря, было абсолютно все равно. – Она расплакалась.

– Ну что ж, на мой взгляд, хорошее имя. Замечательное имя. Да не плачь ты хоть сейчас-то. Хватит, хватит траву поливать. – Она обняла Рози за плечи, и две женщины начали подниматься по склону холма. Трава нежно шуршала под босыми ногами Рози и щекотала ей колени. – Не хочешь послушаться моего совета, женщина?

Рози с любопытством посмотрела на спутницу.

– Знаю, в делах печали и скорби трудно принимать чьи-то советы, но ты подумай, кто еще посоветует тебе лучше меня? Я родилась в рабстве, выросла в цепях, за мою свободу заплатила женщина, малость не дотягивающая до богини. Она. – Темнокожая кивнула в сторону женщины, молча стоящей на вершине и дожидающейся, пока они поднимутся. – Она напилась воды молодости и меня заставила выпить. Теперь мы с ней в одной упряжке. Не знаю, как она, но что касается меня, то иногда, когда гляжусь в зеркало, мне хочется видеть морщины. Я похоронила своих детей, и детей их детей, и детей своих внуков – и так до пятого колена. Я видела войны, которые приходили и уходили, как волны, накатывающиеся на берег, смывающие следы и разрушающие песочные замки. Я видела людей, заживо сгорающих в огне, и сотни голов на столбах вдоль улиц Луда. На моих глазах убивали мудрых правителей, а на их место возносили глупцов; и я до сих пор живу.

Она глубоко вздохнула.

– До сих пор живу, и если то, чему я была свидетелем, не делает меня хорошей советчицей, то что же еще надо? Ты послушаешь меня? Отвечай быстро. Этот совет предназначен не для ее ушей, а мы уже близко.

– Да. Говори.

– Лучше быть безжалостным с прошлым. Важны не те удары, от которых мы погибаем, а те, после которых мы выжили. А теперь слушай – ради своего же рассудка, если не жизни: не смотри на нее!

Женщина в красном платье произнесла последние слова эмоциональной скороговоркой. Не прошло и минуты, как Рози снова предстала перед светловолосой. Она уставилась взглядом на кайму хитона Мареновой Розы и снова невольно сжала одеяло с девочкой, спохватившись, когда малышка заерзала и недовольно замахала крошечной ручонкой. Девочка проснулась и смотрела на Рози с живым интересом. Глаза ее сияли той же голубизной, что и умытое ливнем небо над холмом.

– Ты справилась с моим поручением. Хвалю, – произнес низкий чувственный голос. – Благодарю тебя. А теперь дай мне ребенка.

Мареновая Роза протянула руки. По ним проскальзывали неясные тени. И Рози заметила кое-что, понравившееся ей еще меньше: между пальцами женщины пробивалась густая серо-зеленая растительность, похожая на мох. Или чешую. Не осознавая, что делает, Рози крепче прижала девочку к груди. В этот раз малышка начала возмущенно вертеться в одеяле и коротко вскрикнула.

Коричневая рука опустилась на плечо Рози.

– Говорю тебе, все в порядке. Она не причинит ей боли, а я буду заботиться о ней все время, пока наше путешествие не закончится. До конца осталось совсем немного, а потом она передаст девочку... впрочем, остальное тебя не касается. Какое-то время, однако, ребенок будет принадлежать ей. Отдай ее.

Чувствуя, что совершает самый тяжелый поступок в своей жизни, хотя тяжелых поступков в ней не счесть, Рози положила завернутого в одеяло младенца на протянутые руки. Раздался слабый радостный возглас, и пятнистые руки приняли ребенка. Девочка подняла глаза к лицу, на которое Рози не отваживалась взглянуть... и засмеялась.

– Да, да, – заворковал сладостный чувственный голос, и было в нем что-то от нормановской улыбки, что-то такое, от чего Рози захотелось закричать во весь голос. – Да, милая, там было темно, правда? Темно и холодно и плохо, о да. Мама знает.

Страшные руки прижали младенца к мареновой ткани хитона. Дитя посмотрело вверх, улыбнулось, затем положило головку на грудь матери и снова закрыло глаза.

– Рози, – сказала женщина в хитоне. Голос ее прозвучал отрешенно. Это был голос деспота, который вскоре станет повелевать бесчисленными воображаемыми армиями.

– Да, – прошептала Рози.

– Настоящая Рози. Рози Настоящая.

– Д-да. Н-наверное.

– Ты помнишь, что я сказала тебе перед тем, как ты отправилась в храм?

– Да, – ответила Рози. – Хорошо помню. – Ей отчаянно хотелось забыть слова Мареновой Розы.

– И что же? – требовательным тоном переспросила Мареновая Роза. – Что я тебе сказала, Рози Настоящая?

– Я плачу.

– Да, я плачу. Тебе было плохо там, в темноте? Тебе было плохо, Рози Настоящая?

Она задумалась над ответом.

– Да, но хуже всего было у ручья. Мне так хотелось напиться!

– Много ли в твоей жизни такого, о чем ты хотела бы забыть?

– Да. Думаю, да.

– Твой муж?

Она кивнула.