Мареновая роза

Женщина, прижимающая спящего младенца к груди, заговорила со странной бесстрастной уверенностью, от которой у Рози сжалось сердце.

– Он не будет твоим мужем.

Рози открыла рот, но обнаружила, что лишилась дара речи.

– Мужчины – звери, – равнодушно продолжала Мареновая Роза, – Одних можно отучить от жестокости и затем приручить. Другие не поддаются дрессировке. Почему, сталкиваясь с такими – дикими, – мы должны чувствовать себя обманутыми или проклятыми? Почему должны сидеть в придорожной пыли – или в кресле-качалке у кровати, если на то пошло, – оплакивая свою судьбу? Следует ли восставать против нашего ка? Нет, потому что ка – это колесо, на котором вращается мир, и любой мужчина, любая женщина, попытавшиеся воспротивиться его ходу, попадут под него. Но и с дикими зверями можно справиться. И нужно приступать к этому с сердцем, полным надежд, ибо следующий зверь может оказаться совсем другим.

«Билл не зверь», – подумала Рози, зная, что никогда не отважится произнести это вслух в присутствии сумасшедшей женщины. Легко представить, как та схватит ее за плечи и зубами вырвет горло.

– Как бы там ни было, звери станут сражаться, – сказала Мареновая Роза. – Так они устроены – всегда пригибают головы к земле и бросаются друг на друга, чтобы

проверить, у кого крепче рога. Ты понимаешь?

Рози подумала, что действительно понимает, о чем говорит женщина в хитоне, и понимание потрясло ее до глубины души. Она поднесла руку ко рту и прикоснулась пальцами к губам. Губы показались ей сухими и горячими, как в лихорадке.

– Не будет никакого сражения, – запротестовала она, – Не будет никакого сражения, потому что они даже не знают друг друга. Они...

– Звери станут драться, – повторила Мареновая Роза и затем протянула Рози какой-то предмет. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить: та предлагает ей золотой браслет, который был надет на ее правой руке чуть выше локтя.

– Я... я не могу...

– Бери, – приказала женщина в хитоне с неожиданной нетерпеливой резкостью,

– Бери же, бери! И перестань ныть. Ради всех богов, которые когда-то существовали и будут существовать, прекрати свое жалкое овечье блеяние!

Рози вытянула дрожащую руку и взяла золотой браслет. Хотя до этого украшение находилось на теле женщины, металл оставался холодным. «Если она прикажет мне надеть его, я не знаю, что сделаю», – подумала Рози, но Мареновая Роза не предложила ей надеть украшение. Вместо этого она указала пальцем на оливковое дерево. Мольберт исчез, и картина – как и та, что висела на стене ее комнаты – выросла до огромных размеров. К тому же она изменилась. Это была все та же ее комната на Трентон-стрит, но теперь Рози не увидела на ней женщины, повернувшейся лицом к двери. Комната погрузилась в темноту. Лишь прядь светлых волос и голое плечо позволяли заключить, что кто-то спит на кровати, укрывшись одеялом.

«Это я, – удивилась Рози. – Я сплю и вижу этот самый сон».

– Иди, – велела Мареновая Роза и слегка подтолкнула ее в затылок, Рози сделала шаг к картине, прежде всего потому, что хотела избавиться даже от самого легкого прикосновения холодной и жуткой руки. Остановившись, она услышала – очень слабый – шум автомобильного движения. В высокой траве у ее ног прыгали сверчки. – Иди, маленькая Рози Настоящая! Спасибо тебе за то, что спасла моего ребенка.

– Нашего ребенка, – поправила ее Рози, и на мгновение похолодела от страха. Только безумец мог противоречить этой потерявшей рассудок женщине.

Но в голосе Мареновой Розы в мареновом хитоне почувствовалась скорее усмешка, чем гнев:

– Да, да, нашего ребенка, если тебе так хочется. Теперь отправляйся. Помни то, что должна помнить, забудь то, что нужно забыть. Береги себя, когда выйдешь из круга моей защиты.

«Как же, – сказала себе Рози. – Я не вернусь сюда, желая вымолить у тебя исполнение очередного желания, в этом можешь не сомневаться. С таким же успехом можно нанять в садовники Ади Амина или попросить Адольфа Гитлера...»

Ход мысли прервался, когда она увидела, как женщина на картине зашевелилась в кровати, натягивая одеяло на голое плечо. Это уже не картина, а нечто большее. Окно.

– Иди, – мягко приказала ей женщина в длинном красном одеянии. – Ты справилась с заданием. Уходи скорее, пока она не передумала; не то у нее изменится настроение.

Рози шагнула к картине, и Мареновая Роза опять заговорила у нее за спиной, но теперь ее голос прозвучал не чувственно и сладостно, а громко, хрипло и убийственно:

– И помни: я плачу