Тотъ пошелъ еще съ однимъ дворовымъ.
— Что жь у васъ тутъ подѣялось?
Опять всѣ заговорили разомъ, замахали руками, ничего нельзя понять….
— Стой, говори кто-нибудь одинъ; выходи впередъ. Громада подвинулась.
— Та не всѣ разомъ. Ну, ты, обратился Русановъ къ одному паробку, который стоялъ въ шапкѣ, руки въ боки, и дерзко на него поглядывалъ. — Выходи со мной говорить!
— Эге, чого жъ я пиду? минѣ и ось де гарно, говорилъ тотъ, почесываясь и пятясь въ толпу.
— Ну стой тамъ, може тебе, якъ дрюкъ, у землю забили?
По толпѣ пронесся сдержанный хохотъ.
— Ходи, Остапъ, ходи до охвицира, говорили нѣкоторые, подталкивая худенькаго, щедушнаго мужичонка. Тотъ вышедъ, переминаясь.
— Ну, чего тебѣ надо? говорилъ Русановъ.
— Та ничогисенько, говорилъ тотъ, потупясь и разводя, руками:- хай винъ намъ рибу ловить не заказуе…
— Кто такой?
— Та панъ.
— А этотъ что жь тутъ разсказывалъ?
— Та кто е знае? Катъ зна що. Каже, щобъ панамъ вѣры не давать, бо паны брешуть….
— А самъ-то онъ не панъ стало-быть? якъ же?
— Та звѣстно що панъ, слышались голоса.
— Какъ же вы его слушаете? Ще зовсѣмъ дитина…
— Та хиба мы що знаемо… Тилько бъ намъ отдали тію волю, що царь давъ!
— Какую жь такую?
— Та тутъ чоловѣкъ, якійсь, приходивъ, то читавъ іі, говорилъ Остапъ.
— Положеніе что ли?
— Ни, та не така, съ золотыми птыцями…
Подъѣхали дрожки, Ишимовъ, въ роскошномъ пиджакѣ и голубомъ галстукѣ, расшаркался съ Русановымъ и накинулся на мужиковъ.
— Чего вы буяните?а? Бунтовать?а? Непокорство власти? Неповиновеніе законному правительству? а?
Толпа опять собралась и загудѣла.
— Ащо се за чоловѣкъ, началъ паробокъ, — якій се чоловѣкъ?
— Какъ, ты не знаешь меня? меня? Я мировой посредникъ!
— Хай насъ разумній панычъ разсудитъ, волновалась громада.
— Будьте съ ними поласковѣе. Ну, какіе они бунтовщики, сказалъ Русановъ по-французски Ишимову.
Они оба принялись разспрашивать крестьянъ, и вотъ что открылось. Хуторъ Конона Терентьевича примыкалъ къ пруду, находившемуся въ общемъ владѣніи съ двумя, тремя смежными владѣльцами. Скупой и разчетливый Горобецъ хотѣлъ заставить крестьянъ гатить ему плотину, толкуя имъ съ "положеніемъ" въ рукахъ, что это есть ихъ священная обязанвость. Они отвѣчали, что мельница его, ему и гатить приходится, а если онъ позволитъ имъ рыбу ловить, такъ примутъ на себя работу. — Рыбы вамъ не видать! крикнулъ Кононъ Терентьевичъ:- А у васъ латаковъ {Лопатки водянаго колеса.} не будетъ, сказалъ Остапъ, разумѣя, что ихъ водой снесетъ, когда греблю предоставятъ самой себѣ. Кононъ Терентьевичъ принялъ это за угрозу раззорить ихъ, погрозился высѣчь виновныхъ, и послалъ за посредникомъ. А панычъ Миколо прибѣжалъ на хуторъ, собралъ громаду, началъ говорить о полученной имъ грамотѣ съ "золотыми птыцями", совѣтовалъ настойчиво требовать права на рыбную ловлю, обѣщался не выдавать ихъ; сообщалъ, что помѣщики возстаютъ на царя за отмѣну крѣпостнаго права, а потомъ, явясь къ ничего-нечаявшему дядѣ, какъ громомъ поразилъ его вѣстью, что на хуторѣ возстаніе, и онъ по волѣ народной уполномоченъ объявитъ плантатору приговоръ изгнанія. Перепуганный философъ едва могъ велѣть закладывать лошадей и, проѣзжая по улицѣ, не осмѣлился даже поднять сорванной вѣтромъ шапки.
— Вѣдь nec plus iltra, говорилъ Русановъ посреднику, — нечего сказать, подвизаются любезные соотечественники!
Ишимовъ почувствовалъ неловкость при видѣ смиренно стоявшей толпы народа. Ему стало совѣстно своего дебюта…
— Надѣюсь, продолжалъ Русановъ, — что вы не допустите ни до какихъ серіозныхъ послѣдствій.
— Конечно, конечно! А это что жь такое?
Къ селенію на полныхъ рысяхъ, пики въ руку, подъѣзжалъ эскадронъ уланъ.
— Батько вашъ, взмолились крестьяне, — заступись! и повалились Ишимову въ ноги.
— Ступайте по домамъ, по хатамъ! крикнулъ онъ, весьма довольный исходомъ дѣла.
Въ нѣсколько минутъ улица опустѣла, и потомъ наполнилась вооруженными всадниками.
— Стой, равняйся! скомандовалъ начальникъ, и молодцовато подскакавъ къ слѣдователямъ, осадилъ коня.
— Здѣсь возстаніе? спросилъ онъ, осматриваясь.
— Никакого возстанія здѣсь не было, отвѣчалъ Ишимовъ, — недоразумѣніе!
— Позвольте, позвольте, говорилъ Бронскій, вылѣзая съ исправникомъ изъ тарантаса:- здѣсь были подсылаемы возмутительныя грамоты….
— Да? сказалъ военный, крутя усы.
— Это ужь мое дѣло, ротмистръ, обратился къ нему исправникъ, мущина среднихъ лѣтъ, съ грустнымъ выраженіемъ лица. Густые русые усы намекали, что онъ былъ изъ отставныхъ военныхъ.
— Это изъ рукъ вонъ, ворчалъ графъ:- ряды все покрыть за деньги.
— Не нравится мнѣ этотъ господинъ, говорилъ исправникъ, взявъ подъ руку Русанова и отходя въ сторону:- прискакалъ ко мнѣ такой веселый, точно онъ въ театръ собирался смотрѣть, какъ мы по народу станемъ стрѣлять…. Какъ вы думаете, опасности не будетъ отпустить команду?
— Никакой, клянусь честью, говорилъ Русановъ, пожимая ему руку. — Вы-то что же будете дѣлать?
— Я жду судебнаго слѣдователя; тутъ подметные листы были, грустно усмѣхнулся исправникъ:- опять придется драть неповинныя спины! А все наши гуманные господчики кутятъ на чужія денежки!