Читаем Марево полностью

Тотъ пошелъ еще съ однимъ дворовымъ.

— Что жь у васъ тутъ подѣялось?

Опять всѣ заговорили разомъ, замахали руками, ничего нельзя понять….

— Стой, говори кто-нибудь одинъ; выходи впередъ. Громада подвинулась.

— Та не всѣ разомъ. Ну, ты, обратился Русановъ къ одному паробку, который стоялъ въ шапкѣ, руки въ боки, и дерзко на него поглядывалъ. — Выходи со мной говорить!

— Эге, чого жъ я пиду? минѣ и ось де гарно, говорилъ тотъ, почесываясь и пятясь въ толпу.

— Ну стой тамъ, може тебе, якъ дрюкъ, у землю забили?

По толпѣ пронесся сдержанный хохотъ.

— Ходи, Остапъ, ходи до охвицира, говорили нѣкоторые, подталкивая худенькаго, щедушнаго мужичонка. Тотъ вышедъ, переминаясь.

— Ну, чего тебѣ надо? говорилъ Русановъ.

— Та ничогисенько, говорилъ тотъ, потупясь и разводя, руками:- хай винъ намъ рибу ловить не заказуе…

— Кто такой?

— Та панъ.

— А этотъ что жь тутъ разсказывалъ?

— Та кто е знае? Катъ зна що. Каже, щобъ панамъ вѣры не давать, бо паны брешуть….

— А самъ-то онъ не панъ стало-быть? якъ же?

— Та звѣстно що панъ, слышались голоса.

— Какъ же вы его слушаете? Ще зовсѣмъ дитина…

— Та хиба мы що знаемо… Тилько бъ намъ отдали тію волю, що царь давъ!

— Какую жь такую?

— Та тутъ чоловѣкъ, якійсь, приходивъ, то читавъ іі, говорилъ Остапъ.

— Положеніе что ли?

— Ни, та не така, съ золотыми птыцями…

Подъѣхали дрожки, Ишимовъ, въ роскошномъ пиджакѣ и голубомъ галстукѣ, расшаркался съ Русановымъ и накинулся на мужиковъ.

— Чего вы буяните?а? Бунтовать?а? Непокорство власти? Неповиновеніе законному правительству? а?

Толпа опять собралась и загудѣла.

— Ащо се за чоловѣкъ, началъ паробокъ, — якій се чоловѣкъ?

— Какъ, ты не знаешь меня? меня? Я мировой посредникъ!

— Хай насъ разумній панычъ разсудитъ, волновалась громада.

— Будьте съ ними поласковѣе. Ну, какіе они бунтовщики, сказалъ Русановъ по-французски Ишимову.

Они оба принялись разспрашивать крестьянъ, и вотъ что открылось. Хуторъ Конона Терентьевича примыкалъ къ пруду, находившемуся въ общемъ владѣніи съ двумя, тремя смежными владѣльцами. Скупой и разчетливый Горобецъ хотѣлъ заставить крестьянъ гатить ему плотину, толкуя имъ съ "положеніемъ" въ рукахъ, что это есть ихъ священная обязанвость. Они отвѣчали, что мельница его, ему и гатить приходится, а если онъ позволитъ имъ рыбу ловить, такъ примутъ на себя работу. — Рыбы вамъ не видать! крикнулъ Кононъ Терентьевичъ:- А у васъ латаковъ {Лопатки водянаго колеса.} не будетъ, сказалъ Остапъ, разумѣя, что ихъ водой снесетъ, когда греблю предоставятъ самой себѣ. Кононъ Терентьевичъ принялъ это за угрозу раззорить ихъ, погрозился высѣчь виновныхъ, и послалъ за посредникомъ. А панычъ Миколо прибѣжалъ на хуторъ, собралъ громаду, началъ говорить о полученной имъ грамотѣ съ "золотыми птыцями", совѣтовалъ настойчиво требовать права на рыбную ловлю, обѣщался не выдавать ихъ; сообщалъ, что помѣщики возстаютъ на царя за отмѣну крѣпостнаго права, а потомъ, явясь къ ничего-нечаявшему дядѣ, какъ громомъ поразилъ его вѣстью, что на хуторѣ возстаніе, и онъ по волѣ народной уполномоченъ объявитъ плантатору приговоръ изгнанія. Перепуганный философъ едва могъ велѣть закладывать лошадей и, проѣзжая по улицѣ, не осмѣлился даже поднять сорванной вѣтромъ шапки.

— Вѣдь nec plus iltra, говорилъ Русановъ посреднику, — нечего сказать, подвизаются любезные соотечественники!

Ишимовъ почувствовалъ неловкость при видѣ смиренно стоявшей толпы народа. Ему стало совѣстно своего дебюта…

— Надѣюсь, продолжалъ Русановъ, — что вы не допустите ни до какихъ серіозныхъ послѣдствій.

— Конечно, конечно! А это что жь такое?

Къ селенію на полныхъ рысяхъ, пики въ руку, подъѣзжалъ эскадронъ уланъ.

— Батько вашъ, взмолились крестьяне, — заступись! и повалились Ишимову въ ноги.

— Ступайте по домамъ, по хатамъ! крикнулъ онъ, весьма довольный исходомъ дѣла.

Въ нѣсколько минутъ улица опустѣла, и потомъ наполнилась вооруженными всадниками.

— Стой, равняйся! скомандовалъ начальникъ, и молодцовато подскакавъ къ слѣдователямъ, осадилъ коня.

— Здѣсь возстаніе? спросилъ онъ, осматриваясь.

— Никакого возстанія здѣсь не было, отвѣчалъ Ишимовъ, — недоразумѣніе!

— Позвольте, позвольте, говорилъ Бронскій, вылѣзая съ исправникомъ изъ тарантаса:- здѣсь были подсылаемы возмутительныя грамоты….

— Да? сказалъ военный, крутя усы.

— Это ужь мое дѣло, ротмистръ, обратился къ нему исправникъ, мущина среднихъ лѣтъ, съ грустнымъ выраженіемъ лица. Густые русые усы намекали, что онъ былъ изъ отставныхъ военныхъ.

— Это изъ рукъ вонъ, ворчалъ графъ:- ряды все покрыть за деньги.

— Не нравится мнѣ этотъ господинъ, говорилъ исправникъ, взявъ подъ руку Русанова и отходя въ сторону:- прискакалъ ко мнѣ такой веселый, точно онъ въ театръ собирался смотрѣть, какъ мы по народу станемъ стрѣлять…. Какъ вы думаете, опасности не будетъ отпустить команду?

— Никакой, клянусь честью, говорилъ Русановъ, пожимая ему руку. — Вы-то что же будете дѣлать?

— Я жду судебнаго слѣдователя; тутъ подметные листы были, грустно усмѣхнулся исправникъ:- опять придется драть неповинныя спины! А все наши гуманные господчики кутятъ на чужія денежки!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рецензии
Рецензии

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В пятый, девятый том вошли Рецензии 1863 — 1883 гг., из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
История одного города. Господа Головлевы. Сказки
История одного города. Господа Головлевы. Сказки

"История одного города" (1869–1870) — самое резкое в щедринском творчестве и во всей русской литературе нападение на монархию.Роман "Господа Головлевы" (1875–1880) стоит в ряду лучших произведений русских писателей изображающих жизнь дворянства, и выделяется среди них беспощадностью отрицания того социального зла, которое было порождено в России господством помещиков.Выдающимся достижением последнего десятилетия творческой деятельности Салтыкова-Щедрина является книга "Сказки" (1883–1886) — одно из самых ярких и наиболее популярных творений великого сатирика.В качестве приложения в сборник включено письмо М. Е. Салтыкова-Щедрина в редакцию журнала "Вестник Европы".Вступительная статья А. Бушмина, примечания Т. Сумароковой.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Русская классическая проза
Великий раскол
Великий раскол

Звезды горели ярко, и длинный хвост кометы стоял на синеве неба прямо, словно огненная метла, поднятая невидимою рукою. По Москве пошли зловещие слухи. Говорили, что во время собора, в трескучий морозный день, слышен был гром с небеси и земля зашаталась. И оттого стал такой мороз, какого не бывало: с колокольни Ивана Великого метлами сметали замерзших воробьев, голубей и галок; из лесу в Москву забегали волки и забирались в сени, в дома, в церковные сторожки. Все это не к добру, все это за грехи…«Великий раскол» – это роман о трагических событиях XVII столетия. Написанию книги предшествовало кропотливое изучение источников, сопоставление и проверка фактов. Даниил Мордовцев создал яркое полотно, где нет второстепенных героев. Тишайший и благочестивейший царь Алексей Михайлович, народный предводитель Стенька Разин, патриарх Никон, протопоп Аввакум, боярыня Морозова, каждый из них – часть великой русской истории.

Георгий Тихонович Северцев-Полилов , Даниил Лукич Мордовцев , Михаил Авраамович Филиппов

Историческая проза / Русская классическая проза