Марево

— Ну, что жь? Что васъ это такъ поражаетъ? Что тутъ небывалаго? Ante marem et terram, помните, fuit chaos…. Въ тридцатомъ году мы съ Пушкинымъ….

— Да, вы съ Пушкинымъ! передразнилъ Русановъ, выходя изъ границъ приличія:- эти господа развращаютъ молодежь, губятъ ваши сады, наполняютъ вашъ край разлагающими реактивами, плодятся, какъ моль, а вы тутъ, сидя на хуторѣ, философствовать будете….

— А вы въ самомъ дѣлѣ почитаете Россію чѣмъ-то цѣлымъ? возразилъ Кононъ Терентьевичъ. — Протрите стеклышки-то! Окажется всякій сбродъ, связанный гнилыми нѣмецкими витками, да затянутый сенатскимъ узелкомъ….

— Однакожь, послушайте, сказалъ Русановъ, вставая и откладывая газету:- если революція проберется сюда…. Вы и тогда тоже запоете?

— А мнѣ наплевать….

— Нѣтъ, вы меня на эту штуку не поддѣнете, горячился Русановъ, — это просто недобросовѣстно! Это тотъ жидъ, что, на картинѣ Иванова, не знаетъ къ кому пристать, къ Христу или къ фарисеямъ…. Это подлая трусость!

— Да кто жь вамъ сказалъ, что я колеблюсь?

— Ну, такъ къ какой же сторонѣ вы пристанете? Впрочемъ объ этомъ и вопроса не можетъ бытъ….

— Разумѣется не можетъ быть: какая будетъ сильнѣй, къ той и пристану….

Русановъ схватилъ дядю за руку такъ быстро, что Кононъ Терентьевичъ, струхнувъ, шарахнулся отъ него въ сторону.

— Пойдемте, говорилъ Русановъ, задыхаясь:- пойдемъ! Вонъ изъ дому предателей….

Старый майоръ безсознательно повиновался ему и далъ себя увести. Кононъ Терентьевичъ съ презрѣніемъ поглядѣлъ имъ вслѣдъ.

— Фанатикъ! процѣдилъ онъ, опускаясь въ свое вольтеровское кресло.

Нѣсколько времени майоръ съ племянникомъ ѣхали молча.

— Нѣтъ, проговорилъ Русановъ:- жить нельзя!

— Что такое?

— Нельзя жить, повторилъ Русановъ:- народъ спитъ, общество тѣшится бирюльками, лучшіе люди въ разладѣ…. Спасенья не откуда ждать….

— Богъ съ тобой, что ты говоришь, перебилъ майоръ, — эка важность, что тамъ поляки бунтуютъ…. Не въ первой….

— Прежде того не было….

— Чего?

— Дяденька, вы просмотрѣли; оно прошло мимо васъ; долго разсказывать….

"Что съ нимъ такое, думалъ майоръ…. что жь я такое просмотрѣлъ?"

"Зачѣмъ жить, думалъ Русановъ, зачѣмъ мучиться? Что у меня есть какая-нибудь радость на свѣтѣ, выкупающая легіоны обидъ, толчковъ, лишеній? Лежитъ на мнѣ какой-нибудь долгъ? Послѣ того какъ мои дѣйствія такъ поняты? Идти противъ общаго настроенія умовъ? Сражаться съ вѣтряными мельницами? Ну, прекрасно; я не такъ развитъ, какъ они, не въ ту сторону…. За ними сила, масса; мнѣ какое дѣло, я хочу оставаться самимъ собой…. Нельзя этого? И объ этомъ не тужимъ, но ужь передѣлывать себя, мое почтенье! Сумѣемъ обойдтись безъ этого…. Э, стоитъ ли такъ долго размышлять, когда золотникъ пороху, пять золотниковъ свинцу въ одну секунду рѣшаютъ дѣло совершенно удовлетворительно…."

— Володя, почемъ мы свалили Полозову гирку, не помнишь ты? вдругъ спросилъ майоръ.

— Право не помню… По четыре съ полтиной, кажется….

"Да, его это огорчитъ, думалъ Русановъ: надо устроить такъ чтобъ онъ ничего не зналъ. Я поѣду въ городъ, напишу ему оттуда, что очень важная телеграмма зоветъ меня въ Москву, что уѣзжаю не на долго…. Да, именно такъ…."

— Что ты сталъ? крикнулъ майорѣ Іоськѣ….

— Та треба фартукъ опустить…. Бачите, якъ завывае, отвѣчалъ тотъ, опуская кожаный фартукъ экипажа.

— Пошелъ скорѣй, помилуй Богъ, пурга будетъ….

— Хай ей лихо! сказалъ Іоська, погоняя лошадей….

"Тамъ отличная криничка, думалъ Русановъ: привязять къ ногамъ пудовикъ, ухватиться за край, и…. Или даже просто, продолжалъ фантазировать Владиміръ Иванычъ: еще лучше, все будетъ приписано случаю…."

Лошади стали.

Русановъ выскочилъ изъ экипажа; цѣлый ураганъ бѣлыхъ хлопьевъ охватилъ его, вѣтеръ дулъ ему въ лицо мелкою снѣжною пылью; около тарантаса, видимо глазу, наметало сугробы; далѣе двухъ шаговъ ничего не было видно….

— Ой, лишенько, раздавался гдѣ-то по близости голосъ Іоськи, — змерзнемъ….

— Гдѣ ты, Володя, гдѣ ты? слышался съ другой стороны голосъ майора.

Русановъ чувствовалъ, что его съ неодолимою силой несетъ вихремъ въ сторону: онъ повернулся къ нему лицомъ а, нагнувшись, сталъ лѣзть на прорѣзь, прислушиваясь къ крикамъ спутниковъ….

— Что тутъ дѣлать? отчаянно говорилъ майоръ, хватая его за рукамъ.

— Экой морозъ! пробормоталъ племянникъ:- всѣ пальцы отнялись….

— Жинка моя, дѣтки мои, причиталъ Іоська, вертясь около лошадей; тѣ стояли, какъ вкопаныя, вздрагивая всѣмъ тѣломъ….

— Что жь? сказалъ Русановъ, съ непріятнымъ смѣхомъ:- такая ужь видно наша доля!

И, завернувшись въ шубу, сѣлъ въ экипажъ….

— Что жь ты это дѣлаешь? кричалъ майоръ:- помилуй, спать нельзя…. Нельзя спать, тормошилъ онъ племянника….

— Тутъ теплѣй. Что жь за пріятность, когда въ лицо летятъ ледяныя иголки?…

Майоръ сталъ толковать съ Іоськой; ѣхать не было ни какой возможности; дорогу замело окончательно; не много погодя и они присоединились къ Русанову, опустили фартукъ и жались другъ къ другу, стараясь согрѣться….

Прошло съ четверть часа.

— Экій дьявольскій морозъ, ругался майоръ.

— Непріятный, согласился племянникъ.

Еще прошло нѣсколько времени.

— Собаки лаютъ, встрепенулся Русановъ.