Марфа окаянная

Прошли ещё немного, остановились, и Фатьяныч приказал всем лечь в траву. Лежали, напряжённо прислушиваясь. До Тимофея донёсся слабый и жалобный звук, будто где-то не переставая мяучит кошка, затем он понял, что это плачет ребёнок, и вспомнил о пленных, которых, по словам мужичка-разведчика, гнали с собой татары.

   — Держи свой меч, сотник, — сказал Фатьяныч. — Мы с тобой к костерку подберёмся, а вы, — он обернулся к остальным, — шатёр обходите без шума.

Один из разбойников протянул Тимофею меч в кожаных ножнах. Тронув ладонью рукоять грозного оружия, он почувствовал себя уверенней. Мелькнула мысль: если ударить Фатьяныча и побежать, станут ли другие преследовать его. Однако он вспомнил Проху, идущего, может быть, следом и ждущего от него сигнала, и отказался от рискованной затеи.

Вновь послышался плач ребёнка. Тимофей и Фатьяныч поползли в сторону костра. Вскоре они различили силуэты двух татарских воинов, сидевших у огня. Мужичок-разведчик говорил, что всего татар человек пять-шесть. Это успокаивало, но тем не менее всё нужно было сделать быстро и без шума.

Всего несколько лошадей паслось неподалёку, и это подтверждало то, что основная татарская конница ещё не вернулась.

   — Я в правого стрельну, когда ты ближе подползёшь, — шепнул Фатьяныч. — А ты другому орать не слишком давай, чтоб остальные не спохватились.

Тимофей кивнул, вынул меч из ножен и пополз вперёд. Фатьяныч лёжа достал стрелу из-за спины. «Как бы в меня во тьме не угодил», — подумал Тимофей, ощущая затылком, как тот пробует тетиву лука. До костра было шагов тридцать.

Татарин справа вдруг встал и начал прислушиваться, вглядываясь в темноту. Тимофею показалось, что тот смотрит прямо на него, и он вжался в землю как только мог. Сухая травинка уколола и упёрлась в шею, но шевельнуться он не смел, приходилось терпеть.

Сзади глухо звякнула тетива. Татарин схватился за живот и жалобно завыл, перегнувшись пополам. Второй вскочил и бросился к нему, и почти одновременно Тимофей побежал к костру. Видимо, лицо его было настолько свирепым, что второй татарин замахал на него руками, бормоча с вытаращенными глазами:

   — Шайтан! Шайтан!..

Тимофей зарубил его с одного удара. Первый татарин, скрючившись и держась обеими руками за стрелу, застрявшую в кишках, ещё стоял на ногах и беспрерывно выл. Тимофей, опустив окровавленный меч, с недоумением глядел на него и не знал, что сделать, чтобы прекратить этот невыносимый предсмертный вой.

   — Ты что, сотник, сгубить нас решил?! — зашипел на Тимофея подскочивший Фатьяныч. Он выхватил нож и, забежав сзади, перерезал раненому горло. Тот забулькал кровью, упал в траву и затих.

Из шатра послышались тревожные крики. Выскочивший оттуда татарин был тут же зарублен одним из разбойников. Другие валили деревянные подпорки шатра, прыгали на него и тыкали саблями и ножами в копошащиеся под тканью тела. Фатьяныч побежал туда.

Тимофей, придя в себя от пережитого только что убийства, унял дрожь в руках и пошёл к реке, откуда, как показалось ему, доносился плач ребёнка. Не дойдя до воды, он наткнулся на яму, накрытую тремя берёзовыми стволами. Там вроде кто-то был, но рассмотреть во тьме ничего было нельзя. Он сбегал к костру, выхватил из него пылающую головню и вернулся назад к яме. Снизу на него глядели десятки испуганных глаз. Вновь заплакало дитя, державшая его женщина в испуге заткнула ребёнку рот.

   — Эй, православные, сколь тут вас? — спросил Тимофей. В ответ послышались, радостные и ещё робкие возгласы. Пленные оживились, узнав в человеке наверху русского, а не татарина.

Яма была неглубока, но самостоятельно выбраться, отодвинув поваленные деревья, люди не могли. Они были измучены и избиты. Под ногами хлюпала вода по щиколотку, и ни отдохнуть хоть немного, ни заснуть было невозможно.

   — Потерпите малость, — ободрил их Тимофей.

Он отбросил головню и обеими руками сдвинул в сторону одну берёзу. Сразу же к нему потянулись руки.

   — Кто посильнее, давай сюда, — велел Тимофей.

Он вытащил наверх довольно плотного мужика.

Вместе они отодвинули ещё две берёзы и принялись вытаскивать из ямы пленников. Все они были ещё достаточно молоды, чтобы выдержать дальний переход и не умереть по дороге в Орду. Именно таких татары брали в плен, людей постарше они убивали на месте за ненадобностью.

   — Спасибушки, родной, — плакала женщина с ребёнком на руках. Другие кланялись своему избавителю в пояс.

   — Пока темно, к лесу идите, схоронитесь тамо, — сказал Тимофей. — Не ровен час басурманы воротятся. А лихие люди, что татар перебили, не защита вам. Слишком далеко не заходите в лес, однако, заплутаете. Лесом и добирайтесь до дому сами.

   — Да мы знам, мы знам, — закивали селяне. Некоторые уже ковыляли на затёкших ногах через луг в сторону леса.

   — Руса в какой стороне? — спросил Тимофей.

   — В той вон, — указал ему мужик, которого он вытащил первым. — Ты только не ходил бы туда, родимый, москвичи в Русе, новгородцев не щадят.

Тимофей кивнул.