Марфа окаянная

Тимофей с Потанькой, изредка пофыркивая, наконец умолкли совсем. И тот и другой вспомнили вдруг, что не прогуливаться едут, невольно начали вглядываться в темноту, зная уже, как внезапно могут нападать новгородцы.

Ещё через час они услышали всхрапыванья лошадей, бряцанье кольчуг на противоположном берегу, негромкие окрики чужих сотников. Москвичи спрыгнули на землю и замерли, удерживая морды своих коней, чтобы те не заржали. Войско новгородцев совершало ночной переход и, судя по всему, было велико. В точности определить было трудно — на том берегу воинов скрывала высокая трава и кустарник.

   — Случаем не псковичи? — предположил с надеждой Потанька.

   — Тем-то чего ночью идти, — буркнул Саврасов. — Их и днём-то с огнём не дождёшься.

Шум на том берегу стихал. Видно, основное войско уже прошло вверх или свернуло в сторону и разведчики застали лишь хвост большой конницы.

   — Сплавать бы, — промолвил Тимофей, и Потанька со страхом взглянул на него.

   — Верно, речка неширока, — согласился Саврасов. — Давай, Тимофей, только не задерживайся тамо.

Тимофей передал узду Потаньке, снял сапоги и шагнул к воде.

   — Постой, — окликнул Саврасов. Он подошёл к Тимофею и вынул у того из-за пояса длинный нож. — Скидывай всю одёжу, кроме исподней. Коли поймают, ври, что селянин, москвичи избу твою пожгли, до Новгорода спешишь. Уразумел?

Тимофей кивнул. Потанька открыл было рот, чтобы предостеречь от Водяника, но счёл за лучшее промолчать.

Тимофей пошёл к воде, по щиколотку увязая в холодной илистой почве: обмелевшая река на несколько шагов отдалила себя. Войдя в реку, он вздохнул глубоко, лёг на воду и поплыл по-собачьи, стараясь не издавать плеска. Плыл он медленно, и течение на середине отнесло его довольно далеко вниз.

Саврасов с Потанькой, потеряв Тимофея из виду, прислушивались к каждому шороху. Каждый страшился услышать шум схватки либо крики дозорных. Рядом кони щипали траву, и её суховатый треск казался разведчикам чересчур громким.

Тимофей появился через полчаса тихо и неожиданно — совсем не с той стороны, в которую уплыл. Он успел уже отжать рубаху и вновь надеть её на себя. Возбуждённый тем, что избежал возможной опасности, он глубоко дышал и торопился натянуть сапоги на мокрые порты.

   — С полверсты вверх прошёл, — рассказывал он, прыгая на одной ноге. — Новгородцы не сворачивают, так и прут вдоль Шелони. Коней несметно у них.

   — Почём знаешь? — придирчиво спросил Саврасов. — Считал, что ль?

   — А по говну, — хохотнул Тимофей. — Там столько его, обходить замучился! Три раза увязал...

   — Небось и своего ещё добавил, — добродушно съехидничал Потанька, на что Тимофей лишь рукой махнул.

   — Идут они не шибко скоро, — продолжал он. — Берег песочный, не разбежишься. Я вон налегке был, и то взмок весь.

Саврасов слушал, задумчиво поглаживая бороду. Затем обратился к Потаньке:

   — Скачи во весь дух к Холмскому. Передай всё, что Тимофей Трифонов сказал. А мы с ним за чужим войском с этого берега последим. Коли ночью идут, да с трудом, значит, отдыхать утром будут. Передай воеводе, что как только стан их вызнаем, тут же примчимся с вестью.

   — А може, Тимофей пусть поскачет? — попробовал тот отнекиваться. — Чай, он натерпелся уж ныне.

   — Нельзя, Потаня, — сказал Саврасов почти ласково. — Кто знает, как всё обернётся? Может, опять сплавать будет нужда, а ты не умеешь. Скачи, друг, воевода ждёт. Чую, жарко нам завтра придётся.

Потанька молча вскочил в седло и, кивнув напоследок, ускакал.

Небо на востоке побледнело, короткая летняя ночь заканчивалась. Саврасов с Тимофеем медленно поехали вверх по реке, минуя открытые места. Иногда кто-нибудь из них спешивался и залезал на дерево, чтобы получше разглядеть другой берег.

Через короткое время новгородское войско обнаружилось. На той стороне Шелони слышался гул множества голосов, звяканье доспехов. Рассёдланные кони спускались с покатого берега к реке и пили воду. Войско становилось на отдых. Саврасов с Тимофеем, таясь за деревьями, искали глазами дозоры новгородцев, которые могли перебраться на их берег. Но никаких дозоров не было видно. Обмелевшая Шелонь всё равно оставалась глубокой и сильной, и со стороны реки новгородцы не опасались нападения.

   — Коней-то у них!.. — присвистнул Саврасов.

   — Я ж говорил, — поддакнул Тимофей. — А кони-то плоше наших, отсель видно. Пахать на них, а не в бою скакать.

   — Наши тоже не больно расторопны окажутся в реке-то. Здесь никак не напасть, перебьют.

   — Може, брод поищем? — предложил Тимофей.

   — Эх, времени мало, воевода ждёт! — сказал с досадою Саврасов. — Скакать пора.

   — А нагоню если? Чего одну весть надвое делить!..

Саврасов подумал немного и кивнул.

   — Версты две отъедь, ближе не ищи брода. И дозорных ихних опасайся. Ну, с Богом! — Он хлопнул Тимофея по плечу и добавил: — До Москвы воротимся, на пиво тебя позову.

Тимофей лишь улыбнулся, не найдясь, что ответить.

...Было уже почти светло, когда Фома Саврасов предстал перед Данилой Дмитриевичем Холмским с донесением. Воевода так и не лёг спать, ожидая гонцов. Слушал Саврасова с напряжённым вниманием.