Маргарет Тэтчер

Правила игры изменились. Глобализация наступала. «Многообещающие юноши», «яппи», завоевывали почтенные улицы, такие как Ломбард-стрит и Леденхолл-стрит. Появилась «новая раса» или порода людей, «раса» финансистов со всех концов света, носивших красные подтяжки и галстуки сомнительного вкуса. Это было нечто вроде «бесклассового общества», о котором мечтала Маргарет. Члены этого сообщества не ходили в уважаемые клубы, а ходили в бары или шикарные рестораны, где подаются сэндвичи с цыпленком. Деньги текли рекой. У всех на слуху были сплетни о невероятных зарплатах и еще более невероятных премиальных, выплачиваемых блестящим брокерам по случаю рекордных операций по слияниям-поглощениям, организованных частными банками; операции эти тогда, кстати, приобрели небывалый размах. Район Сити развивался: в 1983 году там работало около 200 тысяч служащих, а в 1989-м — уже более 500 тысяч. Даже в архитектуре проявилась эта культурная революция. Рядом со зданиями «старой школы» «Мидленд банка», словно шампиньоны, вырастали высотные здания. «Нэшнл Вестминстер Банк» почти раздавил своей 200-метровой высотой старое здание «Сити оф Лондон-клаб» с его стариннейшим фасадом, носящим явные следы Андреа Палладио. Даже здание ассоциации страховщиков «Ллойд» тонуло в архитектурном гигантизме. Возведение нового здания, открытого в конце 1986 года, было доверено Ричарду Роджерсу, одному из тех, кто возводил Бобур в Париже. Это огромный прямоугольник из стекла и стали, окруженный шестью башнями-спутниками, увенчанный огромным прозрачным атриумом. Такое соседство самого современного и самого традиционного порождает у некоторых впечатление «архитектурной шизофрении». Принц Чарлз в ходе одной из бесед в посольстве Франции позволил себе пооткровенничать, принявшись разоблачать и осуждать «это неистовство легких денег, эту отвратительную вульгарность, что искажает облик Лондона и превращает Сити в надменный ночной горшок». Может, так оно и есть. Не будем вступать в эту дискуссию по поводу хорошего вкуса. Но, в любом случае, это ярчайшее свидетельство экономического динамизма, победоносной воли и обновления английской экономики.

Следует подчеркнуть, что финансовый бум не ограничился сердцем Лондона. Снижение налогов, возросшая гибкость рынка труда, появление в финансовой сфере новых операций и профессий, а также советников по имущественным вопросам, имущественных судов — всё это способствовало возникновению новых предприятий. Немалую роль здесь сыграли и массмедиа, и новые средства информации. Так было во всех крупных городах, по крайней мере на юге Англии. Повсюду расцветали не только новые сообщества, но и новые отрасли услуг. Достаточно было прогуляться по центрам городов, чтобы увидеть, как пабы, забегаловки, где подавали рыбу с жареной картошкой, и другие типично английские заведения уступали место новым, современным бутикам, ресторанам иностранной кухни, барам или видеоклубам. Везде совершалась «третья революция». Несомненно, Найджел Лоусон способствовал ее вызреванию. С 1983 по 1990 год были созданы три миллиона новых рабочих мест (надо сравнить эту цифру с 1,7 миллиона рабочих мест, потерянных в традиционных отраслях промышленности). Одновременно рос и дух предпринимательства. На смену мечте устроиться на крупное предприятие и всю жизнь работать там под защитным зонтиком государства и профсоюзов, получая скромную, но гарантированную зарплату, пришла мечта о достижении независимости и, по возможности, о сопутствующих ей деньгах. Между 1983 и 1989 годами около трех миллионов человек попытали счастья, создав свои предприятия. В 1989 году 11 процентов активного населения жили на доходы от рабочих мест, созданных самостоятельно. Это теперь был мир «наших», «нас», мир «нашего народа», «наших людей», как говорила Маргарет.