Она опять замерла, что на нее в общем-то непохоже, с намыленной губкой и чистой тарелкой в руках. Но повиновалась, ополоснула мыльные руки в горячей воде, судя по поднимающимся клубам пара, и развернулась в противоположную сторону. Наблюдать такое странное поведение мне еще не приходилось. Думается, раковина в углу кухни и выход только один, через меня. То есть она в любом случае должна встать перед мной. Но нет, она, не отворачиваясь от стены, вытолкала меня боком. Я так хочу ее поймать и не пускать никуда, но в то же время боялся и ее грубости, на что она сейчас способна. Я боюсь, но все же решился, руки уже тянутся к ней, а голова уже нашла удобное для себя положение на плече. И в этот же момент она хватает меня за кисти и чмокает в щеку, затем отталкивает меня и убегает прочь с кухни.
Еще какое-то время я стоял как вкопанный. На щеке неторопливо смешивались лед и пламя. Слеза матери, которая невольно поселилась на моей щеке во время холодного поцелуя, обожгла мне кожу. А этот леденящий чмок до сих пор морозит меня изнутри. Подставив руки под воду, я принялся за дело. Подводя какие-то итоги за мытьем посуды, я замечаю, как мутнеет глаз и струйкой бежит по щекам, соединяясь у подбородка и капая на посуду с золотым ободком. Это происходит самопроизвольно, я даже не особо проникаюсь в мысли, но душу терзает и сжимает, а внутри меня как будто что-то кричит.
– Серег…
Я даже и не заметил, как ко мне подкрались со спины. На что свалить мою притупленную бдительность? На шум воды, бьющей из гусака, или на отдаленность от физического, настоящего мира, обитая где-то в собственных глубинах.
– Мы сходим до магазина, выйдешь?
Я не стал показывать истинное лицо Олегу, но смею предположить, он догадывается о моем состоянии.
– Хорошо, – ответил я тупым басом, в котором и ребенок способен распознать ноты печали.
Намыливая тарелку за тарелкой, я, наконец, закончил. Мама по-прежнему в ванной, где едва слышится шум воды. Не стану говорить ей что-либо и просто выйду, думаю, ненадолго. Накинув куртку и запрыгнув в обувь, я пошлепал по карманам, проверил портмоне, точнее его содержимое. Должно хватить…
Выйдя в подъезд, я поскакал по лестнице вниз, попутно застегивая куртку и натягивая перчатки, пряча оттопыренные их части вовнутрь рукава. Уже на улице я достал сигарету и закурил. Глубоко затянувшись, на выдохе окликнул Олега, стоявшего ко мне спиной. Рядом стояла еще небольшая кучка, людей из трех, и Света, немного отошедшая от них, говорила
по телефону.
– Олег, а где все? – вмешался я в их разговор, рассыпаясь в дежурных улыбках.
– Ушли.
– Как?
– Вот так, – ухмыльнулся он.
– В магазин?
– Не знаю, может быть… – Теперь он перенял мою улыбку. Продолжил после небольшой выдержки: – Я им сказал, что ты уже уезжаешь в Бавлы, мы изрядно засиделись и совсем нет времени прощаться, и еще всякое в этом роде.
На моем лице образовалось смятение, а брови собрались домиком.
– Значит, выйти в магазин это был всего лишь предло…
Не дав мне закончить, он заговорил:
– Да, ну тебе же, правда, надо ехать, ведь так? – Он качает головой и уже говорит со мной глазами, по типу «ты же понимаешь, о чем я?»
– Ясно…
Неловкая пауза…
– Серег, ну, ладно, удачно тебе отслужить, не забывай про нас, а мы про тебя. – Олег широко раскинул руки и обнял меня, а за его спиной посыпались еще напутствия от тех ребят, с кем по-прежнему знаком едва.
Пока я обнимался с парнями и поддакивал им, подошла Света и сказала тоже пару приятностей и наставлений. Попрощавшись с ними, я еще немного стоял почти на том же месте, среди заснеженных машин под желтым фонарем, который периодически отключался. Я смотрел в их спины, а еще куда-то в небо, непросветное черное небо. Подняв голову выше, да что уж там, я откровенно закинул голову и уставился в эту гущу черноты, с которой летели оранжевые хлопья снега, на какое-то время они становились прежними, когда выключался свет, а потом вновь приобретали цвет мандарина.
Пока я поднимался, у меня вполне было приподнятое настроение. И только стоило закрыть дверь, издавшую при этом характерный звук, настроение сняло как рукой. Те теплые словечки будто сдуло, они остались там, где-то на улице. Дома будто образовалась черная дыра, которая засасывает все хорошее. Мне слышится, как бежит вода из-под крана на кухне. Окинув взглядом зал, заметил, что там, где несколько минут назад было застолье, ничего нет, ни стола, ни угощений, кажется, и это тоже засосала некая черная дыра. Вода на кухне продолжала бежать, но как-то уже по-другому, на пороге появилась мама, как ни в чем не бывало. Стоит и глядит на меня, у нее хорошо уложены волосы и она выглядит как-то необычно, хоть и переоделась в домашнее.
Продолжая вытирать руки об полотенце, интересуется:
– Все хорошо? Что-то ты быстро пришел…
Неторопливо снимая куртку, я буркнул под нос:
– Да нормально.
– Кушать будешь?
Серьезно? Кушать? Если она сейчас и выглядит собранной, на самом деле она опять играет роль в своем маленьком театре.
– Я сыт.
– Ну как хочешь…