Маргарита

– Конечно, нет, пусть приходят. – Ну, вот как я могу отказать, а? Довольно грязный ход, но у него хватило ума или опыта так разыграть ситуацию. А еще бесит, что ему явно хватит, но он продолжает лить в себя, как будто видит алкашку впервые. Отведя взгляд чуть правее от него, увидел, как Света подзывает меня взглядом, который я почувствовал на себе. На ней отображалась вся суть меня, то, в каком состоянии я сейчас нахожусь, скрывшись под маской. Я сижу спиной к выходу и немного напугался появившемуся силуэту рядом.

– Ты что так долго?

– Да нормально… – Олег чуть наклонился ко мне и тихо, но вполне разборчиво сказал среди всего этого шума. – У тебя там мама, одна на кухне, без лица…

Он возвратился на место, а Света тут же подсела к нему ближе и принялась что-то шептать на ухо. Я тем временем перевариваю то, что сказал Олег.

Вот срань. Уххх… Я же знаю, Олег, что она там одна сидит, ждет, ради меня, ради моего веселья, которому я так и не смог отдаться, даже при помощи водки. Это оцарапало мне душу снова и засочилась новая кровь.

Наворачиваются слезы. И так и хочется всех на хер выгнать отсюда и приложиться к каждому! Потому что гад и за тебя она там страдает! И тебя тоже, чтоб ты, сука, вкусно поел и попил! Разнести бы вам хлебало напрочь, опрокинуть стол, а кто не успел выбежать – выкинуть через балкон… как елку… и наблюдать, как летит, пока не приземлится на землю или твердый снег, ломая свои ветки с треском об жесткую поверхность.

Мне бегло пришлось встать из-за стола и выйти, пока никто не заметил. Выйдя в коридор, я плотно закрыл дверь, тихо хлюпнул носом и вытер скатившиеся слезы ладонью. Совсем неуверенно я повернулся и подался вперед, чтоб перед мной открылась часть кухни, где сидит мама и томится в ожидании меня из армии, пока я еще здесь, но этот крайнйй день я посвятил не ей и семье, а совсем чужим людям, за исключением некоторых.

Перед мной открылась ровна та картина, которая была в голове. Вот она, мама, сидит и с неподдельной тоской и грустью отвлекается романами, которые крутят по ящику. Голоса главных героев романа еле слышны на фоне бурлящего застолья за стеной.

– Мам… – с небывалом комом в горле я выдавил из себя короткое слово, которое несет в себя громадную информацию и смысл.

Увидев меня, она быстро спохватилась, и заметно стало невооруженным глазом, как эмоции на ее лице сменяются каждую секунду. От грусти к радости, от испуга до восторга. Будто забыла, что она испытывает на самом деле, и пытается выдать действительное за готовый шаблон. И кажется, она все же смогла выйти сухой из воды, имеется ввиду не показать своей печали и не уронить слезы. Подорвавшись из-за стола, перешла в наступление, предварительно поправив голос и проглотив ком, застрявший в горле:

– Смотри, есть суп-лапша и солянка, а еще…

Мама понимает, что я вовсе не за этим здесь, но в ее интересе отвести глаза от действительного. Скрывшись от меня за холодильником, гремя половником у плиты, продолжает перечислять меню. А я совсем ее не слушаю, переступаю порог кухни – передо мной вновь мама, стоит ко мне спиной и неприлично долго помешивает суп.

– Лимона, правда, нет, ну и так пойдет, вкусно же и без этого, да? – на меня продолжается сыпаться град вопросов.

– Мам!

Она застопорилась на мгновение и перестала мешать половником, повернула голову и краем глаза посмотрела на меня.

– Хм… Нужен ли лимон, мам? Твоих слез вполне достаточно.

Глаз, который я видел, был мокрый, а область вокруг него покраснела. Она продолжила мешать суп.

– Иди к ребятам, я сейчас принесу солянку.

– Она явно соленая.

Она прекратила мешать суп, поднесла половник к губам и взяла пробу.

– Да вроде нет, ты же даже не пробовал.

– Зато вижу, как ты его солишь.

Я подошел к ней сзади и обнял. Крепко обнял, без шанса на взаимность. И мои предположения оказались верны. Я выше нее почти на две головы и из-за ее волос вижу бурлящую кастрюлю, где ингредиенты расплываются в танцах, а еще я вижу, как поочередно капают слезы прямо в ту гущу овощей и мяса.

В попытке повернуть ее и почувствовать материнское тепло я не учел одного – она слишком гордая, даже сейчас.

– Подожди-ка, – она подняла руки, тем самым высвободилась. – Посуду надо помыть, во что я вам накладывать буду, – сказала она, как бы оправдывая свою грубость, после того как я завел ее в тупик. Мама хватает небольшую стопку тарелок, стоящих рядом с раковиной, и неаккуратно кладет их туда. Интересно… Насколько же она не хочет показывать свои слезы, что бросилась перемывать и без того мытую посуду, второй если не третий раз…

– Мам…

– М-м-м? – она уже не говорит, а просто мычит.

– Давай я, иди умойся.