Маргарита

– Этот шрам я получил совсем нелепо как-то, когда Марат перевозил спортзал на новое место, я и еще двое несли большое пластиковое окно. Вроде лето было, сухо, ребята, не помню кто такие, вдвоем с одной стороны несли, я с другой один. И тот, что поменьше, поскользнулся на ровном месте и шлепнулся на мягкую точку, естественно, у второго дрогнула рука, ну и у меня тоже. Окно резко скользнуло вниз, проехавшись по лицу, да и по уху тоже. Окно, кстати, осталось цело, только крови столько было… Вот и вся история.

– Да? Шрама почти и не видно… – она уже без всякой застенчивости разглядывала лицо, в частности, уши. – А с левым ухом что тогда приключилось?

– Здесь куда все интереснее. Этот шрам моложе, его я получил в армии, уже в ЕКБ, в караульном помещении, где и прошел остаток службы. В общем, когда я еще был караульным волком, часовым, я занимал второй пост. У меня были сменные, один молодой, такой же, как и я, пришедший совсем недавно и один бывалый. Так вот, я, конечно, не знаю, кто конкретно из тех двоих насвинячил. Грыз семечки на посту, оставив после себя солидную шелуху. Подозреваю, что это был оборзевший старослужащий, но не суть. В один из дней эту кучу увидел генерал и ткнул дежурного по штабу и моего начкара носом в эту шелуху. Потом в карауле он, начкар, построил нас троих, разводящий стоял недалеко и слушал, как на нас орут и дрочат: сесть, встать, сесть, упор лежа, встать, упор лежа… Так продолжалось пять минут, а он все зверел и зверел, никто не признавался. Сначала был дед, потом слесарь, а за ним я. И тут пошел разнос. Первого он пнул по копчику, тот слег и как давай скулить, на второго с размаху наступил и слесарь чуть не задохнулся. И вот, когда до меня дошло, как сейчас помню. «Фокс, а хер ли ты молчишь, тоже не знаешь?» Я подозревал, но не утверждал, и все же, если бы даже знал, не сказал бы. Как-то не принято в армии это. Я ему ответил, что, мол, не знаю… Он задрал ногу и съездил мне по лицу берцом с такой силой, что посыпались звезды из глаз и порвалось ухо. Я грохнулся и вновь принял изначальное положение. Мы вновь стоим в упоре лежа, на плитку все интенсивнее капала моя кровь, слесарь тяжело дышал, а дед скулил. Знаешь, насколько без головы был мой разводящий, но, кажется, в тот день ему было искренне жалко нас.

Евгения закрывала рот руками, вздыхала и всякий раз щурилась, как будто у нее во рту лимон. В ней столько сострадания, можно подумать, она это пережила сама, а для меня это как сон, и не составляет труда говорить об этом, не скрывая улыбки.

– Да уж, я в шоке от армии! – ее охватила волна недоумении, у нее начался словесный понос, который я еще не видел, она тараторила как пулемет. – Как ты вообще попал?

– Куда? В армию? – я расмеялся над своей не совсем умной шуткой, чтоб как-то сгладить углы.

– Да нет, в Екатеринбург.

– Ооо…

– Что?

– Это история не лучше.

– Правда? Расскажи!