– Ступай же, раз того хотят наши судьбы. Буридан, в этот смертный час, когда, быть может, я вижу тебя в последний раз, помни, что я жду тебя, спокойная и верящая. Если ты вернешься, если избежишь вынесенного тебе приговора, если победишь, наконец, подумай о том, что отныне я иду ради тебя на единственную жертву, на которую могу пойти. Раз уж мой отец тебя ненавидит, раз уж между вами развернулась беспощадная война, раз уж ненависть моего отца несправедлива, а я тебя, Буридан, люблю, то я последую за тобой. И когда какой-нибудь священник благословит наш союз – подобный союз вообще может быть благословен, – ты увезешь меня из Парижа, из Франции, если Париж и Франция будут оставаться опасными для тебя территориями. Если же ты не вернешься, если на поле предстоящей битвы тебя настигнет смерть, умирай спокойно, мой дорогой жених, так как не пройдет и часа, как я присоединюсь к тебе на небесах.
Буридан внимал этим словам с благоговейным восхищением.
С трудом сдерживая рыдания, она продолжала с поразительным спокойствием:
– Теперь, когда я высказалась о тебе и обо мне, я должна сказать несколько слов и о том, кто приходится мне отцом, о той, которая приходится мне матерью.
Буридан вздрогнул.
– Если ты вернешься победителем, – промолвила она, – если уж, по воле несчастного случая, Ангерран де Мариньи падет под твоими ударами, тогда, мой возлюбленный, мы навсегда будем разделены кровью. Поклянись мне, Буридан, поклянись, что, если ты окажешься с ним лицом к лицу, твоя шпага его не коснется…
Буридан опустился на колени и сказал:
– Клянусь, что во мне больше нет никакой ненависти к Ангеррану де Мариньи, клянусь, что в сердце моем нет больше никакой смертельной мысли к отцу Миртиль. Клянусь, что, если случай этой схватки скрестит шпагу сеньора де Мариньи с рапирой Жана Буридана, рапира опустится, пусть даже шпага проткнет мне грудь. Ты довольна, Миртиль?
Изнемогающая и мертвенно-бледная, Миртиль поднесла свои белые руки к лицу Буридана и произнесла:
– Я благословляю тебя за то доказательство любви, которое ты мне даешь. Я благословляю тебя, мой дорогой возлюбленный, раз уж ты предпочел быть соединенным с Миртиль в смерти, нежели навсегда разлученным с ней пролитой кровью.
Буридан поднялся на ноги.
После секундного колебания Миртиль сказала:
– Я знаю, сколько зла она тебе причинила. Я знаю, что Маргарита Бургундская, королева Франции, могла быть обвиненной тобой и твоими товарищами в преступлении, и что обвинение это было бы справедливым. Это моя мать, Буридан! Что бы она ни сделала, что бы ни предпринимала против тебя и твоих друзей, это моя мать! Пощади же ее, Буридан, как ты поклялся пощадить моего отца.
На сей раз Буридан содрогнулся, но ответил сразу же и твердо:
– Да простит Господь Бог Маргариту Бургундскую! Если когда-нибудь ему и придется вложить в чью-либо руку карающий меч правосудия против той, которая приходится тебе матерью, то это будет рука Людовика, короля Франции, но не моя. Клянусь тебе, что – ни в словах, ни в поступках – я ничего не стану предпринимать против Маргариты Бургундской, королевы Франции…
Бесконечная радость озарила лицо Миртиль. Но, судя по всему, силы уже готовы были ее оставить, так как она пошатнулась и упала на руки Буридана, который с пылающим взором прошептал:
– Маргарита Бургундская! Ангерран де Мариньи! Я только что принес вашей дочери двойную клятву. Но остерегайтесь! Если она умрет, то убьете ее вы, отец и мать! И тогда, если я буду приговорен жить, у тела вашего дитя, я произнесу третью клятву, и вот какую…
Вероятно, эта клятва была бы ужасной, так как слова замерли на побелевших губах Буридана, словно испугав его самого.
Миртиль потеряла сознание.
Буридан поднял ее на руки и перенес на кровать.
– Эй! Сеньор капитан! – прокричал в этот момент кто-то снизу.
Буридан узнал голос Ланселота Бигорна и сказал себе, что раз уж Бигорн его зовет, то штурм неизбежен.
– Прощай, Миртиль! – пробормотал он, подавляя рыдания.
Он наклонился и, запечатлев на этом девственном лбу долгий поцелуй, не оглядываясь, выбежал из комнаты.
В тот момент он был ужасен.
Вновь раздался голос Бигорна:
– Эй! Сеньор капитан, у нас тут пленник!
Буридан спустился вниз.
– Пленник? – спросил он.
– Или, скорее, пленница! – проговорил Бигорн голосом, в котором Буридан уловил странную дрожь. – Она здесь, – добавил Ланселот, указывая на большой зал первого этажа.
Буридан направился к двери.
Бигорн вдруг остановил его, схватив за руку.
– Чего тебе? – произнес Буридан. Он был так возбужден, что внезапно испугался некой неведомой катастрофы.
– Хозяин, – промолвил Бигорн с таким волнением, какого Буридан никогда еще за ним не замечал, – вспомните тот торжественный момент, когда вы подняли шпагу на человека, которого прижимали коленом к полу. Шпага уже готова была ударить. Человеку этому предстояло умереть. Тогда я схватил вас за руку, как сделал это только что, и сказал вам: «Не убивайте графа де Валуа, этот человек – ваш отец!»
Буридан вздрогнул и хриплым голосом спросил:
– А теперь что ты собираешься мне сказать?