Маргарита Бургундская

– Что это значит?.. Так она тебя не принуждала? Ты пошла за ней по собственной воле?.. Говори!.. Понимаю, – добавил он, хлопнув себя по лбу, – Маргарита Бургундская – твоя мать, и, бедное дитя, ты хочешь воссоединиться с матерью!.. Ох! Доченька, дорогая, ты не знаешь и, надеюсь, не узнаешь, какую участь уготовила тебе твоя мать!.. Когда, счастливая и доверчивая, ты ожидала моих возвращений в Ла-Куртий-о-Роз, когда я был для тебя лишь мэтром Клодом Леско, торговцем, когда я усаживал тебя к себе на колени и ты расспрашивала меня о моих долгих странствиях, зачастую твои невинные вопросы вынуждали меня бледнеть. И когда ты спрашивала, почему я так бледен, почему не решаюсь тебе ответить, сердце мое разрывалось от боли. Страх и ужас окутывали мою душу при мысли о том, что когда-нибудь тебе удастся вырвать из меня ту опасную тайну, с которой я жил все эти годы, и узнать, что Клод Леско – это Ангерран де Мариньи, а твою мать, доченька, зовут Маргарита Бургундская!.. Эту тайну, эту двойную тайну, которую я хотел унести с собой в могилу, тебе открыла сама судьба. Что ж, я вынужден буду пойти до конца! Всю правду о той, которая произвела тебя на свет, я поведать тебе не могу, но скажу вот что: когда ты находилась в одной из камер Тампля, к тебе приходила женщина. То была Маргарита Бургундская. Маргарита знала, что ты – ее дочь, клянусь тебе в этом Богом, который нас слышит и судит; да, Маргарита знала, что колдунья Миртиль – ее дочь, Маргарита могла спасти ее всего одним лишь своим словом, но Маргарита собственноручно заперла железную дверь, за которой страдала ты, ее дочь!.. А теперь, Миртиль, дорогая доченька, забудь на секунду о том, что с тобой говорит первый министр. Помни лишь, что я для тебя по-прежнему Клод Леско, которого ты так любила. Вспомни, как ты обвивала мою шею руками и с нежностью мне шептала: «Батюшка, когда же настанет день, что вы всегда будете рядом со своей дочерью?..» А теперь, Миртиль, скажи мне: ты хочешь пойти к Маргарите Бургундской или хоть немного сжалишься над моим истерзанным сердцем?.. Ну так как, Миртиль: останешься с отцом или последуешь за Мабель, ненавистной исполнительницей приказов твоей матери?.. Отвечай!..

Миртиль упала на колени, схватила Мабель за руку и произнесла всего четыре слова:

– Батюшка, это – мать Буридана…

Ангерран де Мариньи пошатнулся. Он поднес руку к лицу, из горла его вырвалось рыдание, закончившееся раскатом ужасного смеха.

– Буридан! – прорычал он. – Я уж и забыл о нем в этой безумной радости. Да, безумной, так как я забыл, что когда в девичьей голове поселяется сумасбродство гнусной любви, в душе у нее не остается больше места ни для дочерней жалости, ни для человеческого уважения. Какое ей теперь дело до свидетельств отцовской заботы, тех лет, что я провел в хлопотах и переживаниях, бессонных ночах и глубоких расчетах ради того, чтобы дочь моя была счастлива! Стоит какому-то щёголю лишь щелкнуть пальцами – к черту пожилого отца! Значит, ты любишь?! И среди стольких достойных дворян, между которыми колебалось мое сердце, ты выбрала – кого?.. Разбойника! Человека, который своими оскорблениями и презрением унизил твоего отца на глазах у всего Парижа!..

– Батюшка! – простонала Миртиль, тогда как Мабель, неподвижная и прямая, словно статуя античного рока, присутствовала при этой сцене, от которой зависела участь ее сына.

– Ты любишь Буридана! – продолжал Ангерран де Мариньи громоподобным голосом. – Ничего удивительного – ты ведь дочь Маргариты Бургундской!.. Ха! А вот, значит, и мать этого бандита! – добавил он, рассмеявшись. – Что ж, мне следовало догадаться! Каков сын – такова и мать! Мать – воплощение мерзости, сын жить не может без грабежей и насилия! Мать – смиренная и гнусная служанка коронованной развратницы, сын выслеживает в темных переулках прохожих, дабы обобрать их до нитки, подкарауливает девиц в глубине палисадников, чтобы вскружить им голову!.. Что ж, клянусь язвами Христовыми: отныне я здесь не отец, который плачет и умоляет, но министр, который приказывает и вершит правосудие! Мать Буридана, ты арестована! И преступление твое в том, что ты приходишься матерью человеку, который командует восставшими против королевской власти разбойниками. Дочь Маргариты Бургундской, ты арестована! И преступление твое в том…

В этот момент, пока Мариньи, вне себя от гнева, бормотал и поднимал судорожно сжатые руки, словно для того, чтобы схватить одновременно и Мабель, и Миртиль, в этот момент, повторимся, на улице поднялся оглушительный шум фанфар.

Далекий гул нарастал, быстро приближаясь, донося до Мабель тысячи раз повторяемые крики: «Да здравствует король!»

Мариньи ничего не слышал, но вот Мабель услышала.

Подскочив к окну, она подняла раму.

– Что ж, – выкрикнула она, – раз уж дочь Маргариты Бургундской арестована, пусть об этом узнают все! Пусть весь этот испуганный люд узнает, что королева Франции была любовницей Ангеррана де Мариньи! Пусть король узнает, что его первый министр арестовал дочь его супруги!

Мариньи застыл на месте, словно пораженный молнией.