– Чтобы по самую рукоять всадить ему в грудь это лезвие, – отвечал Страгильдо, демонстрируя свой кинжал. – Поверьте, уж я-то знаю, куда бить – промахов не случалось.
– Стало быть, ты попытался бы его убить? У тебя, что, на него зуб?
– Признаюсь, да, – промолвил Страгильдо, распрямляясь.
– И что же он тебе такого сделал?
– Ничего. Я зол на него потому, что я на него зол. Я просто хочу их смерти, его и его братца Готье. Даже не спрашивайте, почему, – я и сам толком не знаю. Возможно, потому, что они все еще живы…
Эти странные слова заставили королеву вздрогнуть.
– Ты зол на Филиппа потому,
– Да, – ухмыльнулся итальянец. – Он должен быть мертв. У него нет права жить. Я запихнул его и брата в мешок, прежде крепко-накрепко связав, а затем скинул мешок с платформы башни… забросил далеко в реку… и однако же… они живы. За это, и за кое-что еще, я на них и злюсь. И потом, достаточно и того, что они побеспокоили мою королеву. Никогда не забуду тот день, когда вы решили навестить Циклопа.
– Однако же, – проговорила королева задумчиво, – Филипп меня в тот день спас.
– Да, он вас спас. В том числе я зол на него и за это тоже. У него не было никакого права спасать вас; этим должен был заниматься я. Но все это неважно. Как я уже сказал Вашему Величеству, если бы я знал, где находится Филипп д’Онэ, уже через час он был бы мертв.
Глаза Страгильдо пылали ненавистью.
– К сожалению, – добавил он, – я не знаю, где он находится.
– Это я тебе скажу! – молвила королева.
– Отлично! – пробормотал бандит себе под нос. – Так вот зачем она явилась. Что ж, тем лучше, если я смогу решить сразу и ее проблему, и свою.
Тогда Маргарита, знаком велев Страгильдо приблизиться, заговорила с ним тихим голосом. Когда королева замолчала, Страгильдо спросил:
– Вы сами проведете меня в Лувр и сопроводите до камеры Филиппа д’Онэ?
– Нет, Страгильдо. Сейчас мы с тобой отправимся в Нельскую башню, а позже, когда придет время тебе действовать, я об этом скажу, ты сам пойдешь в Лувр, спустишься в камеру и заколешь его.
Вслух Страгильдо никаких возражений не высказал, про себя же подумал:
«К черту этих женщин, которые и сами не знают, чего хотят… Раз уж этот Филипп должен этой ночью отправиться к праотцам, почему бы не отправить его прямо сейчас?.. Так нет же, ей нужно сначала посетить Нельскую башню… Опять, что ли, встречается с каким-нибудь молодым щеголем?..»
Так рассуждал Страгильдо, исходя из своей грубой логики. Откуда ему было знать, что Маргарита Бургундская направляется в Нельскую башню без какой-либо серьезной причины любви или ненависти?
Маргарита поднялась на вершину башни. Страгильдо был вынужден последовать за ней. Облокотившись о парапет, королева начала всматриваться вдаль, в глубь ночи. Мрачная задумчивость овладела ею. Страгильдо, Филипп д’Онэ, король… Маргарита забыла всех. Взгляд ее, в котором пылал огонь, блуждал, пытаясь отыскать на дне этого канувшего во тьму Парижа место, откуда поднимался глухой шум…
Вот он, Двор чудес!..
Грудь Маргариты затрепетала, глаза расширились, и с губ королевы сорвался хриплый стон.
– Буридан!.. – прошептала она. – Буридан умрет!..
XVII. Маргарита
– Страгильдо!..
– Я здесь, госпожа!..
Смиренно склонившийся, закутанный в плащ так, что из его зловещей физиономии была видна лишь сардоническая улыбка, итальянец угодливо подскочил к хозяйке.
Но подозвавшая его женщина – высокомерная, дышащая тяжело, с лицом озабоченным (возможно, то были муки совести) и несущим на себе отпечаток рокового очарования – вновь погрузилась в свои размышления.
Подойдя к краю платформы, Страгильдо напомнил о себе:
– Звали меня, госпожа?
Женщина подняла голову, вздрогнула и сказала:
– Ты готов?..
Итальянец улыбнулся. Отведя в сторону полу плаща, он продемонстрировал короткий, с острым широким лезвием кинжал – смертоносное оружие.
На проблеск стали в сумерках ответили молнии, сверкнувшие в глазах женщины. Губы ее растянулись в бледной улыбке, и, похожая на некую богиню, чья трагическая красота скрывается за ужасной маской возмездия, она гордо распрямилась, сделавшись еще более прекрасной, еще более высокомерной. Неподвижная, безмолвная, словно возвышавшаяся над башней античная статуя, она обратила свой взор на противоположный берег Сены, выискивая глазами Лувр, и было во всем ее облике нечто ужасное и зловещее…
Здесь, на вершине Нельской башни, Маргарита Бургундская чувствовала себя всемогущей королева Франции.
Париж засыпал под тяжестью тишины и страха. Этот необычный Париж 1314 года, который, – погружаясь в глубь прошлого почти на десять веков, можно представить лишь как призрак ныне исчезнувшего города, – в тот летний вечер выглядел еще более необычным. Казалось, он с замиранием сердца затаился, ожидая вторжения неведомой вражеской армии.