Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Когда в июле 1593 г. Маргарита согласилась начать с Дюплесси-Морне переговоры, которые должны были завершиться расторжением ее брака с королем Франции, она, последний раз в жизни, поступила как государь. Она могла отказаться, проявить упорное сопротивление, оставшись брошенной супругой, или же принять предложение о разводе, вновь став союзницей короля. В принципе, она не колебалась. К соглашению пришли довольно быстро. «Условия, — резюмирует г-жа де Морне, — заключались в том, чтобы король оставил ей апанаж, который она держала от Франции, и назначил бенефиции всего в четырех его судействах [Верден-сюр-Гаронн, Рьё, Ривьер, Альбижуа], по-прежнему платил ей пенсию в пятьдесят тысяч ливров, оставив за ней баронию Юссон, где она бы по-прежнему проживала и которая бы вошла в состав апанажа, а также выделил бы ей двести пятьдесят тысяч экю доброго дохода […] для погашения ее долгов. […] При этом условии она соглашалась также передать королю земли в Пикардии, которые держала от Наваррского дома, отказывалась от всех и каждого из даров, преподнесенных ей покойными королями, и от недоплаченной пенсии на сумму почти в триста тысяч экю. По достижении согласия по главному пункту [она] должна была направить королю представление [procuration], которое бы позволило ему от ее имени ходатайствовать […] о расторжении брака, ссылаясь на два главных основания: во-первых, на принуждение и запугивание со стороны покойного короля Карла, ее брата, […] во-вторых, на недопустимую степень [родства], позволение на брак, с учетом которой, было получено только задним числом, а также на различие в вероисповедании, несоблюдение необходимых формальностей, длительное время, какое они прожили вместе, не произведя на свет потомства, и т. д.»[480].

В самом деле, «мирских» поводов, чтобы кассировать брак Маргариты и Генриха, хватало, и главным из них, конечно, был тот, что они «не произвели на свет потомства» — без этого не было бы речи ни о каком разводе. Но Рим никогда не признавал этот мотив. Поэтому нашли другие. Один из них, степень родства, был реальным: чтобы сочетать браком кузена и кузину, детей двоюродных сестры и брата, требовалось папское разрешение, но оно пришло только после свадьбы — значит, формальность не была соблюдена. Другой мотив был придуман специально, поскольку первый выглядел несколько легковесно: невесту якобы вынудили выйти за короля Наваррского. В таких вопросах церковь была непреклонна: брак создается только согласием[481].

Переговоры об этом, обещавшие быть относительно простыми, неожиданно затянулись на шесть с половиной лет. Действительно, они никак не могли завершиться из-за разных препятствий. Корреспонденция Маргариты сообщает прежде всего о недоразумениях и трудностях, возникавших при осуществлении королевских обещаний — главным образом в финансовой сфере. Королева была особенно чувствительна к этому вопросу: смерть невестки, Елизаветы Австрийской, в 1592 г., лишила ее материальной поддержки, которой она пользовалась в своем несчастье[482]. Поэтому она билась за каждое су, переполняя письма изъявлениями любви и благодарности — такую привычку она усвоила с самого начала переговоров, как свидетельствует послание за октябрь 1593 г.: «Я никогда бы не подумала, чтобы моя душа, столь исстрадавшаяся, была способна испытывать такую радость, какую принесло ей письмо, которым Вы соблаговолили меня почтить», — так она начинает. Но заканчивает сугубо меркантильными соображениями: «Я осмелилась бы, монсеньор, […] нижайше умолять Вас выделить мне пенсию. […] Она стала составлять двенадцать тысяч экю после сокращения всего на четыре тысячи шестьсот экю, что пустяк для Вас, но много для меня»[483]. Со временем ее тон станет обретать все больше уверенности, пока она наконец не заявит, что «возможность для меня вести жизнь, достойную моего происхождения, — вопрос чести для короля и королевства»[484].

Кроме того, ее письма упоминают разные козни, которые строятся с целью сорвать этот замысел и в которых виновны прежде всего «враги», распускающие сплетни и ложные слухи и даже подделывающие ее почерк. Несомненно, отчасти это просто надуманные предлоги, и это из-за них подписание соглашения, казавшегося готовым, растянулось на шесть лет. Но очевидно и то, что среди противников нового монарха (некоторые не сложат оружия до самого 1598 г., а иные будут плести заговоры вплоть до его смерти) тогда многие опасались разрыва единственных уз, еще мешавших ему заключить новый брак и, таким образом, окончательно утвердить династию Бурбонов на французском троне.