Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Впрочем, первоначальные намерения Маргарита в основном позабудет или отодвинет на второй план, захваченная удовольствием от письма, и потратит намного больше времени, чем собиралась, на этот текст, поначалу анонсированный как сочинение «послеобеденного гостя», якобы потому, что писать больше у нее «теперь не было свободного времени». Может быть, она думала, что переговоры об аннулировании ее брака закончатся быстро и она сможет вновь включиться в политическую жизнь? Вполне возможно. Тем не менее, дискуссии затягивались, и королева не оставалась к ним непричастной, как мы увидим. Ей тем более было некуда торопиться, что Генрих IV уже выделил ей пенсию, и прежде чем уступить, следовало по возможности добиться от него других льгот — в частности, оплаты ее долгов.

Таким образом, у нее вполне хватало досуга для письма, чем она и пользовалась. В какой мере, мы совсем не знаем. Оригинальной рукописи «Мемуаров» у нас нет, и поэтому определить объем работы, проделанной над текстом, трудно; неизвестно нам и время, потраченное на написание, и даже в каком году она завершила работу. Но ясно, что это не набросок и не обрывочные размышления, каким бы живым ни был стиль королевы, при всей его почти небрежной простоте и наличии кратких «режиссерских пометок», разбросанных там и тут («как я сказала…», «о котором я уже говорила выше…»). Как и «Оправдательная записка», главное произведение Маргариты де Валуа тщательно отшлифовано: его тон изыскан и разнообразен, некоторые высказывания умело воспроизведены, некоторые фразы носят следы зрелого размышления… Конечно, все это объясняется красноречивостью, умением говорить одновременно ясно, прямо и просто, в каком королева упражнялась всю жизнь и какое любят находить в ее длинных письмах, когда она принимается о чем-либо рассказывать. Но именно сравнение с письмами и показывает, что дар живого и энергичного рассказа, характерный для «Мемуаров» или короткой судебной речи 1574 г., в письмах проявляется лишь местами и быстро пропадает, как только начинаются приземленные соображения или витиеватые формулировки. Так что королева поработала над текстом, и «медвежонок» научился хорошо плясать. Тем не менее, она не перфекционистка — вероятно, свой труд целиком она не перечитывала, иначе не забыла бы начальных обещаний и, несомненно, исправила бы некоторые фразы, в том числе самую первую, которая несколько излишне риторична и в которую проскользнуло единственное педантское слово во всем тексте — «филавтия», термин платоников, означающий «самолюбие».

Правду сказать, если Маргарита писала так успешно, так это еще и потому, что ее повествование ничто не отягощало. Не нужно было что-то спрашивать, как в письмах, или одерживать какую-то победу, как в «Оправдательной записке». И так мало было нужды что бы то ни было сообщать, доказывать кому бы то ни было! Конечно, на том, что король Наваррский пренебрегал ею, она настаивает, чтобы объяснить потомкам причину, почему она не стала матерью. Но желание оправдаться в «Мемуарах» быстро исчезает, и о большинстве услуг, оказанных государству (Сансский мир, Неракская конференция, мир во Флеи), она умалчивает. Разумеется, это ради Брантома она особо подчеркивает некоторые детали («Вы не забудете описать превосходное празднество […], организованное королевой моей матерью…») или описывает города Фландрии, объясняя, например, что Льеж «гораздо больше Лиона, но расположен похожим образом (река Мез протекает по его центру)». Но вскоре она забывает и о Брантоме, прекращает то и дело обращаться к нему в тексте и остается лицом к лицу с самой собой, со своим прошлым, со своей памятью. Что касается традиции, над королевой не тяготеет и она. Кто из знатнейших вельмож до нее писал мемуары? После нее такие появятся в избытке; и еще долго после нее эти авторы будут опасаться слова «я», не смея его писать и заменяя искусственным «он» или «Вы»… Маргарита мастерски освоила жанр, который только рождался, оформила его, наделила характером, тональностью; именно ей захотят подражать в аристократических кругах XVII в.