Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Маргарита писала и стихи, хотя ни одно из них за тот период до нас не дошло, кроме вариации стихотворения на смерть д'Обиака, которое она переработала, сократила и анонимно напечатала в 1599 г.[508] И потом, она писала песни, которые передавала своему хору и которым сама аккомпанировала на лютне. Автор «Сатирического развода» позволяет получить некоторое представление о них, приведя прелестную буколическую строфу, — в насмешку над королевой, поскольку перед тем описал, как она на четвереньках ищет своего хормейстера Помини под кроватями Юссона:

Этим деревам, лугам и пещерам
Даруем голоса, слезы, звуки,
Перо, глаза, песни
Поэта, Возлюбленного, Певца![509]

Тем не менее время безмятежного спокойствия еще не пришло, и Маргарите приходилось вести упорную борьбу, чтобы обещания Генриха IV насчет ее финансового положения выполнялись. Ведь монарх, которому приходилось задорого покупать новых сторонников и верность прежних, обещал больше, чем мог выполнить. Так, с 1603 г. начались трудности в выполнении тех пунктов соглашения 1599 г., которые касались доходов королевы и ее прав. Нарушением ее прерогатив стало прежде всего создание герцогства Эгийон. Она выразила протест. Король, рассчитывавший передать город Эгийон и некоторые другие герцогине де Майенн, не отреагировал, и королева в отчаянии уже подумала, что он больше не читает ее писем. Она настаивала, приводила все новые доводы, ссылаясь на декларации, зарегистрированные парламентом, и без конца повторяла: «Вся юрисдикция в герцогстве Эгийон […] — моя». В связи с этим она даже заговорила тоном, какого не использовала лет двадцать, выказала высокомерие, показывающее, насколько она теперь была уверена, что вернула себе власть над бывшим супругом: «Монсеньор, только Вам как высшему надо мной, которому я обязана всем, я уступила всё тем, кто ниже меня, кому я ничем не обязана, я не уступаю ничего; […] ни одно живое существо, даже Ваше Величество, не в силах […] заставить меня когда-либо что-либо уступить»[510]. И она бомбардировала посланиями его министров. Наконец в феврале 1604 г. король капитулировал.

Далее, весной того же года вновь встал вопрос о выплате ее долгов, которые по соглашению 1599 г. были оценены в двести тысяч экю и подлежали оплате в течение четырех лет. «Однако за минувшие годы набежали такие проценты, что уполномоченные […] обнаружили — долги выросли на треть против названной суммы», — сокрушалась Маргарита. Поэтому она сочла нужным умолять Генриха IV не ограничиваться четырьмя выплатами, уже произведенными, а продолжать их еще три года. «Если в следующем году мои кредиторы не увидят, что ассигнования продолжаются, — объясняет она, — они, несомненно, опять начнут налагать аресты на имущество»[511]. Она считала, что с полным правом может этого требовать: ей пообещали их оплатить, пусть даже она ошиблась, попросив разложить выплату на четыре года, вместо того чтобы согласиться на разовую выплату. Опять-таки она преодолела здесь сопротивление короля. Наконец, в июле 1604 г. добавилось «дело Юссона», который Маргарита хотела освободить от налогов: «Этот замок, — писала она Сюлли, — не может считаться облагаемым городом, у которого есть ярмарка и рынок. […] И, помимо того, […] декларацией [1599 г.] король соблаговолил предоставить месту, где я буду жить, будь то Юссон или Вилле-Котре, освобождение от налогов на время моего проживания»[512].

Если Генрих IV всякий раз в конечном счете уступал требованиям королевы, то не только из-за ее упорства, но и потому, что нуждался в ней. Хоть в страну и вернулся гражданский мир, у новой власти еще хватало врагов, которые могли попытаться дестабилизировать ее. И потом, пусть Генрих сменил жену, он не поменял привычек… и опять пообещал жениться новой любовнице, Генриетте де Бальзак д'Антраг, которая вошла к нему в сердце всего через несколько недель после смерти Габриэли, еще до флорентийского брака. Однако король опрометчиво дал молодой женщине письменное обязательство жениться, если она родит мальчика… что она и сделала. А поскольку и она, и ее семья были не робкого десятка, они были вполне готовы воспользоваться этим оружием — хоть бы и с помощью заговора. Он был организован в 1601 г., и к фаворитке присоединились ее единоутробный брат и другие недовольные новым режимом. А ведь этим единоутробным братом был Шарль де Валуа, бастард Карла IX, тот самый граф Оверньский, которому Генрих III отдал владения своей матери[513]. А союзниками — маршал де Бирон (сын того Бирона, которого королева когда-то пыталась примирить со своим мужем в Нераке) и Жак де Ла Фен. Так что оверньские ответвления заговора были весьма внушительными, чем и объясняются страхи Генриха IV по поводу бывшей супруги и просьбы к ней: ведь она могла поддержать его в этом деле или повредить ему… На самом деле королева не колебалась ни секунды: она чувствовала, что одержит здесь очередную победу.