Маргарита Наваррская

Когда стали зачитывать окончательный список рыцарей, изъявивших желание сразиться с зачинщиками и, по праву первенства либо волею жребия, допущенных к первому дню состязаний, Филипп навострил уши. Вчера поздно вечером, едва он улегся спать, к нему заявился Шатофьер и сообщил, что какой-то неизвестный господин обратился через своего слугу к трем первым рыцарям во второй семерке с просьбой уступить ему право вызова Филиппа Аквитанского и получил от них согласие. Естественно, Филиппу было интересно, кто же так жаждет сразиться c ним.

Одиннадцатым в списке значился Серхио де Авила-и-Сан-Хосе. Филипп знал этого кастильского кабальеро и недолюбливал его за откровенную симпатию к иезуитам, к тому же тот принадлежал к партии графа Саламанки, номинальным вождем которой был Фернандо Уэльва, но вместе с тем никаких трений между ними лично до сих пор не возникало.

- Странно, - пробормотал Филипп. - Очень странно... Кстати, Габриель, тебя не удивляет, что первым оказался Хайме де Барейро?

Габриель, исполнявший на турнире обязанности главного оруженосца принца, отрицательно покачал головой:

- Ничуть не удивляет. Это все Инморте наколдовал.

Филипп криво усмехнулся; он не верил россказням о колдовских способностях гроссмейстера иезуитов.

И вот еще что, - добавил Габриэль. - Обратите внимание: вторым в списке идет московский рыцарь.

- Ха! Что может быть общего у фанатиков-ортодоксов и таких же, по крайней мере с виду, ревностных поборников католичества?

- Не знаю, Филипп, я плохо разбираюсь в теологии. Однако и с теми и другими у меня связаны весьма неприятные воспоминания.

- Гм, понятно... А как ты думаешь, Инмортов ублюдок вызовет меня?

- Вполне возможно. Но если он спутался с московитами...

- Так что?

- К вашему сведению, тот московит, что под вторым номером, двоюродный брат боярина, с которыми у нас... мм... словом, были определенные недоразумения.

- Ага! - только и сказал Филипп.

Покончив со списком вызывающих рыцарей, главный герольд разразился многословной и крайне банальной сентенцией о рыцарской доблести, немеркнущей славе ратных подвигов, любви прекрасных дам и прочих подобных вещах. Король Наварры дал знак рукой, маршал-распорядитель турнира повторил его жест, громко заиграли трубы, заглушив последние слова герольда, и на арену въехали семь первых рыцарей.

- Великолепный и грозный сеньор Хайме, граф де Барейро, - объявил герольд и сделал выразительную паузу.

От группы отделился всадник в черных, как ночь, доспехах и уверенно направился к первому от помоста шатру.

- Вызывает на поединок великолепного и грозного сеньора Александра, графа Бискайи, наместника Басконии.

На лице графа отразилось искреннее удивление, которое Филипп ошибочно принял за испуг и презрительно фыркнул.

- Великолепный и грозный сеньор Василий Козельский из далекой страны Московии...

- Ну и ну! - сказал Филипп, обращаясь к Габриелю. - Твое предположение не так уж и безумно, как это кажется на первый взгляд. Доспехи-то у московита лузитанские.

Между тем Василий Козельский подъехал к шатру Филиппа и прикоснулся копьем к его щиту. Герольд с несколько глуповатым воодушевлением сообщил:

- Вызывает на поединок великолепного и грозного сеньора Филиппа Аквитанского, принца Беарнского, графа Кантабрии и Андорры, соправителя Гаскони.

- Хочет отомстить за кузена, - прокомментировал Филипп, при помощи Габриеля и Гоше взбираясь на лошадь. - Так сказать, поквитаться со мной за попранную фамильную честь. Что ж, пусть попытается - попытка не пытка... Но может таковой обернуться.

Когда последний из первой семерки рыцарей вызвал единственного оставшегося после шести предыдущих вызовов зачинщика - Эрика Датского, все семь пар противников заняли свои места по оба конца арены.

Приглашение маршала-распорядителя, неуместные откровения герольдов, призывное завывание труд - и, выставив вперед копья, Александр Бискайский и Хайме де Барейро во весь опор понеслись навстречу друг другу.

Противники сшиблись, копья у обоих разлетелись в щепки, но при этом граф Бискайский потерял равновесие, и лишь в последний момент ему удалось ухватиться за шею ставшего на дыбы коня и избежать падения. Маршалы единодушно признали его побежденным.

Как бы невзначай, главный герольд обронил:

- Слава победителю, великолепному и грозному сеньору Хайме де Барейро.

С невозмутимым видом граф де Барейро направился к шатру, ранее принадлежавшему графу Бискайскому. По правилам состязаний, место потерпевшего поражение зачинщика занимал рыцарь, победивший его.

Между тем на трибунах, где зрителями были преимущественно простолюдины и дворяне мелкого пошиба, начались беспорядки. Противники иезуитов, искренне возмущенные весельем сторонников последних, убедившись в своем численном превосходстве, вознамерились проучить наглецов. Вскорости стычки переросли в грандиозную потасовку, в связи с чем возник незапланированный перерыв, и пока стражники вместе с королевскими гвардейцами унимали буянов, высокие гости от всей души забавлялись этим зрелищем.