Но артиллеристы быстро сменили позиции и окопали их в другом месте. Пехота им охотно помогала. Один бронебойный снаряд все же лучше двух противотанковых гранат…
И вот наступило утро. Только рассвело, началась яростная атака немцев. Атаке предшествовала двадцатиминутная артподготовка. Их артиллерия стреляла откуда-то из леса.
В атаку пошли семь танков. За танками — пехота. Немцы и венгры.
Мы ждали этой атаки. Готовились к ней всю ночь. Ничего необычного в ней не было. Против нас вышли около двух рот немцев и рота венгров. На дистанции, пока наступающие были достаточно далеко, нашей задачей были пехотинцы. Мы встретили их шквальным огнем, какой только могли создать перед собой, имея достаточное количество боеприпасов.
Головной немецкий танк, выскочивший на шоссе, вспыхнул, как факел. Это был результат первого же залпа артиллеристов. Немцы не знали, где расположены наши батареи ПТО, шли вслепую. Артиллеристы хорошо замаскировались. И теперь, уничтожив головную машину, поджидали на насыпи следующую. Но танки тут же попятились. Пехота тоже залегла и вскоре начала откатываться к своим окопам на перекрестье дорог. Убитых и раненых они побросали. Ночью, как и в предыдущий раз, за ними пришли санитары или похоронщики.
— Иван! — кричали они. — Не стреляй!
Мы так устали, что, не сговариваясь, позволили немцам беспрепятственно собирать своих убитых. Живых там уже не осталось никого. Мы это точно знали. Дело в том, что схватка с танками на насыпи и пехотинцами произошла до полудня, а весь остаток дня мы провели в перестрелке. Перестрелка порой доходила до наивысшего напряжения. И с той, и с другой стороны. Патронов и мин не жалели. Их танки и наши ПТО тоже принимали участие в этой дуэли на дистанции. И во время этой перестрелки мы, да их пули и мины тоже поучаствовали в этом, добили всех раненых немцев и венгров, которые в полдень еще копошились на нейтралке.
Немцы и венгры, видимо, поняли всю бесплодность их усилий, которые только увеличивают потери с их стороны. Танки начали маневрировать. Прячась за постройки и складки рельефа, они начали отползать назад. Один за другим они покидали свои огневые позиции и уже без выстрелов уходили за перекрестье дорог, в лощину. К вечеру бой утих.
Мы лежали в своих окопах усталые, измотанные, оборванные и голодные. Молча дожевывали сухари и припрятанные для такого случая куски хлеба. Кто курил, а кто чистил оружие, загоняли в полупустые диски последние горсти патронов, извлеченные из опустевших “сидоров”. Когда долго живешь на передовой, когда долго в боях, начинаешь безошибочно чувствовать не только характер боя, но и состояние после боя. И не только свою сторону, но и противника. По звукам, которые доносились с той стороны, по маневрам их танков и той тишине, которая сразу установилась в окопах, стало понятно, что немцы и венгры понесли большие потери и что вряд ли в ближайшие часы соберут силы для новой атаки. Для перегруппировки и подвода резервов, без которых им с нами не справиться, в бой они не пойдут. А для всего этого нужно время.
До ночи мы лежали в напряжении. Но когда их похоронщики вышли собирать трупы, стало окончательно понятно, что они до утра не пойдут.
Но до утра нам в окопах лежать не пришлось. Ночью нас, наконец, сменили».
Кризис на участке 49-й гвардейской стрелковой дивизии миновал. Спустя несколько дней немцы вывели из боя гренадерские и танковые полки СС, сменив их частями 3-й кавалерийской бригады вермахта и 23-й венгерской пехотной дивизии. Изматывающие танковые контратаки при поддержке пехоты и артиллерии прекратились. Немцы поняли, что здесь нс прорваться, что шоссе до Будапешта русские им не уступят, что каждая новая попытка прорыва — это лишь новые потери и сожженная бронетехника, которую нужно было беречь как никогда с начала Второй мировой войны.
Новую попытку пробиться к своим окруженным войскам они предпримут через несколько дней, но на другом участке, южнее, возле озер Балатон и Веление. Но и там их остановят. Возможности рейха, в том числе экономические, сужались, сжимались, как шагреневая кожа. Донбасс немцы потеряли еще полтора года назад. Силезский промышленный район тоже был уже отрезан и нс работал на германскую военную машину'. Союзники заняли Рур. Так что каждый сожженный танк, каждая выбитая из строя самоходка или штурмовое орудие были для германской армии ощутимым уроном, потерей, которую восполнить было нечем.