«8.1.45 г. В течение ночи на 8.1.45 г. противник предпринимал неоднократные атаки наших частей. В 2.50 8.1.45 г. до двух рот пехоты с одной самоходной пушкой наступали в р-не СОМОР. В 4.00 до батальона пехоты при поддержке пяти танков из направления ФЕЛЬШЕ ЕРШ наступали на наши боевые порядки, пытаясь сбить нас с занимаемых рубежей. В 6.00 до полка пехоты при поддержке 12–15 танков начали атаку на боевые порядки 1310 сп из р-нов СОМОР и ФЕЛЬШЕ ЕРШ. Завязался ожесточенный бой с превосходящими силами противника, и противнику удалось вклиниться в наши боевые порядки на 600–700 метров в направлении выс. 317. В 9.30 продвижение противника было приостановлено, и к 15.00 положение 1310 сп было восстановлено. Части дивизии, ведя ожесточенные бои с превосходящими силами противника, к 20.00 занимают оборону на рубеже:
147 Гв. сп — занял высоты и оседлал шоссе “ШАНДОР”;
149 Гв. сп — мост на шоссе “ШАНДОР” и перекрестье полевых дорог;
144 Гв. сп — по опушке (юго-зап.) рощи;
1310 сп — юго-вост, опушка рощи».
Последняя атака немцев на позиции 1310-го стрелкового полка, который, исходя из соображений тактики, рельефа местности и складывающихся обстоятельств, перешел во временное подчинение дивизии, была самой мощной. Здесь, как и на Мышкове, как и под Ленинградом, всё решало одно — устоим или не устоим. Если бы дрогнул хотя бы один взвод и противник протиснулся в эту щель, туда мгновенно хлынул бы весь поток атакующих и немецкие танки начали бы раздвигать фланги и разрывать на куски фронт дивизии. Вот тогда их было бы не остановить. За спиной 49-й гвардейской дивизии тем временем части 46-й армии продолжали атаковать юго-западные предместья Будапешта, сжимая кольцо вокруг города. Ответственность на гвардейцах генерала Маргелова лежала огромная.
И они выстояли.
Будапешт будет взят 13 февраля. 49-я гвардейская Херсонская дивизия тем временем будет стоять западнее и добивать остатки прорывающихся из окружения групп разбитой немецкой группировки. Конечно, все в дивизии, в том числе и генерал Маргелов, сожалели о том, что не довелось участвовать непосредственно в уличных боях. Но по брусчатке Буды и Пешта он еще пройдется — через 11 лет.
А пока шло сражение за Будапешт на тех рубежах, которые судьба и командование определили гвардейской дивизии генерала Маргелова зимой 1945 года.
Вот как вспоминает бои тех дней бывший командир автоматного взвода А. В. Ткаченко: «В эту ночь немцы, видимо, решили разделаться с нашим взводом и освободить дорогу, по которой мы не давали им пройти к Будапешту.
В стороне Будапешта слышалась канонада. Работала тяжелая артиллерия. И мы понимали, что на этот раз город, видимо, возьмут.
Уже стемнело. Мы выставили посты. Взвод залег на отдых. Вдруг из-за поселка необычно густо наш участок накрыло снарядами. Земля затряслась. Окопы стали осыпаться. Стрелял тяжелый калибр. Стало понятно, что этот внеочередной налет не к добру. Я передал по цепи:
— Приготовить оружие!
Смотрю, за брустверами замаячили тени в касках. Солдаты всматривались в темень балки, прислушивались. Никто уже не спал. Вскоре над немецкими окопами взлетели две ракеты — красная и зеленая. Очевидно, одна для артиллеристов — прекратить огонь. А вторая для пехоты — сигнал к началу атаки.
В ушах стоял шум, звон. На шинелях и плащ-палатках лежали комья земли. От них противно несло тротиловой вонью.
Заработали немецкие пулеметы. Я заметил их вспышки — по флангам. Не прошло и минуты, как на той стороне балки показалась пехота. Вот они подбежали к ручью и начали набрасывать щиты, сбитые из досок. Гатили топкие места. Приготовились основательно. Они растянулись по всей длине ручья. Видимо, за первой цепью должна была пойти вторая, и она сейчас ждала своей минуты вверху, в окопах. Самое время открыть огонь по первой.
— Взвод! Огонь! — закричал я.
И сразу же — лавина огня! Заработал и “максим” сержанта Кизелько.
Мы остановили их перед самым ручьем, где они начали накапливаться. Те, кто успел дойти по брошенным щитам до середины ручья, ринулись назад. Многие падали в воду и топь. Послышались вопли раненых и умирающих. Они ушли, побросав даже раненых.
Бой длился всего несколько минут. Пять или шесть. А может, даже меньше. Я не засек время. Не до того было. Посмотрел на часы, только когда на той стороне никого, кроме убитых и раненых, не осталось. Диск автомата был пуст.
— Как мы им! А, лейтенант? — цокал языком Петр Маркович. — Ишь, полезли… со своим стройматериалом…
Ночью их санитары подошли к краю балки и закричали нам:
— Иван! Не стреляй!
Они хотели забрать раненых и трупы убитых. Но автоматчики отогнали их несколькими очередями. Я видел, как санитары бегом вернулись к своим окопам. Больше они не появлялись.
Утром мы насчитали двадцать два трупа. Это им за погибших и искалеченных ребят из третьей роты! За старшего лейтенанта Моисеева! За лейтенанта Балобуркина! День они пролежали возле ручья. Кое-кто из моих автоматчиков порывался сползать вниз за трофеями. Но я не разрешил.
Наступила следующая ночь. Снова на бруствере замаячили тени. В руках сложенные носилки.