Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Секретарь Нарымского окружкома партии К.И. Левиц в информации крайкому от 1 ноября 1933 г., приводя многочисленные факты нарушения условий хозяйствования «туземцев» действиями спецпереселенцев, вполне правомерно ставил вопрос об ответственности руководства СибЛАГа и подчиненного аппарата комендатур за происходившее. Левиц также отмечал, что в «ряде мест поселковые коменданты настроены явно шовинистически и проявляют великодержавный шовинизм на практике. Например, бывший пом[ощник] коменданта Нюрольской комендатуры Иванов неоднократно в присутствии туземцев заявлял, что “нечего няньчиться с туземцами, национальная политика Советской власти направлена на уравнение в правах всех национальностей Союза, что мы видим из того, что у нас в комендатуре имеются поселенцы различных национальностей, так и туземцев не нужно выделять в какую-то особую льготную группу”. А комендант той же комендатуры Люберцев выступил на съезде уполномоченных Нюрольского с/совета, заявил: “Трудпереселенцы такие же люди, и туземцы должны с ними рука об руку пойти на строительство нового социалистического хозяйства”»[1305]. Партийный руководитель был обеспокоен и бытовым «сращиванием» переселенцев с «туземцами»: «Остяк Сигильетов Василий, женившись на трудпереселенке, явился в тузсовет и потребовал выдачи для себя и своей жены справки на предмет выезда из района к месту прежнего жительства своей жены в Бийский район Запсибкрая»[1306]. Таким образом, Левиц, будучи истинным аппаратчиком, пытался лавировать в конфликтной ситуации: защищая «туземное население» и от «искривлений национальной политики» комендантами, и от «кулацкого идеологического влияния», он при этом заботился и о выполнении директивы о колонизации Севера силами репрессированного крестьянства. Функционер осознавал, что сложившуюся на практике чересполосицу спецпоселков и юрт «туземцев» нельзя устранить без издержек, и выходом из положения считал удаление немногочисленных переселенцев из Тымского национального района[1307].

Первые годы существования спецпоселений взаимоотношения спецпереселенцев с местными жителями отмечены особо острыми конфликтами. Бытовая и хозяйственная неустроенность, массовое бегство влекли за собой нищенство, бродяжничество, воровство имущества старожилов и т. д. Спецорганы активно использовали недовольство местных жителей, направляя его в русло борьбы с побегами крестьян из мест нового расселения. В циркулярном письме ГУЛАГ от 17 августа 1931 г. привлечение «окружающего вольного населения» называлось одним из важнейших условий успешных противопобеговых мероприятий. Чекистам, работавшим в комендатурах, рекомендовалось «организовать активные группы содействия из партийцев, комсомольцев и советского актива для задержания беглецов и оказания вооруженной поддержки в нужных случаях». В письме предлагалось применять метод кнута и пряника: с одной стороны, «привлекать к ответственности вольных граждан, оказывающих активное содействие беглецам и их укрывателям», с другой – «премировать деньгами информаторов и вольное население из сумм, отпускаемых на оперативные расходы»[1308].

Иногда деятельность противопобеговых групп, составленных из местных активистов, вырождалась в бандитизм, о чем свидетельствуют материалы расследования преступлений «боевой группы» активистов дер. Тунгусово Кривошеинского района, соседнего с Чаинским. В Парбигской комендатуре летом 1931 г. в момент восстания спецпереселенцев была создана группа «для самоохраны деревни и колхоза от грабежа и задержания на случай могущего быть бегства кулачества с территории Чаинского р-на»[1309]. Возглавив «группу» из 20 чел., председатель сельсовета Билибин и секретарь партячейки Захожий открыли настоящую охоту на людей, жертвами которой становились не только бежавшие спецпереселенцы, но и те, кто проезжал по проходившему мимо деревни тракту. Как указывалось в расследовании ОГПУ, «группой за период с 1-го августа по 15 сентября с/г убито до 15 человек. Отбираемые вещи у убитых и проезжающих граждан (родственников спецпереселенцев) лучшего качества делились между участниками убийств и грабежей, а низкого качества сдавались в сельпо для распределения среди колхозов, объединенных сельсоветом[,] и тарифицированного населения»[1310]. Районный уполномоченный ОГПУ Станкевич, сделавший заключение о привлечении членов «боевой группы» к уголовной ответственности по ст. 59 п. 3 УК РСФСР, назвал последних «группой красных бандитов»[1311].