Марго

И поэтому на нашей маленькой сценке, освещенной лишь несколькими красными рефлекторами, снова предстает образ корпулентной Черной Греты. Но как она переменилась!.. Платьице как для первого причастия, белая шляпка, слишком маленькая, и сачок для ловли бабочек, искусственные белые косички, а подо всем этим ее толстое свинское тело растатуированное и все в шрамах после драк. Видно, что немцы вчера войну проиграли, во всяком случае, от русских сильно по морде получили. По меньшей мере — Сталинград. И все это нечто в свежих синяках из платьица для первого причастия с любопытством на мир выглядывает.

На ломаном польском объясняет, что она «тугыстка aus Deutschland, дефочка, Madchen, котогая бабошки лофить пошель и дорога потераль, бабушка в лес остался и тепег ее волкен essen…». А сама выглядит при этом как из немецкой порнушки, действие которой разыгрывается в лесу, того и гляди появится волк в тирольской шляпке и отымеет ее. «И мошно ли пегеношеват, schlafen[78]?»

— Дочь моя! — говорит ксендз (а я лопаюсь от смеха! Дочь! Это что-то новое!) — Дочь моя, здесь, за костелом, есть отель «Небраска», там много свободных мест, потому что там Дед деньги отмывает.

Тут зараза делает недоуменное лицо типа: ах, что вы говорите, есть отель!

— Aber Ich geld не имейт, маленький… потеряйст… потерялайст, пипи!

И тут эта зараза из-под тяжеленного века меня замечает. Хочет воскликнуть, точно в оперетте: «О, Марго! Здесь королева!» — но вовремя спохватывается, ничем себя не выдает. Замолкла. Только мне тайные знаки глазами делает, а я — ей, чтобы тихо вела себя.

К сожалению, в этот самый момент ксендз совершил покушение на мою репутацию среди дальнобойщиков:

— А одержимую, пожалуйста, отведите в чуланчик.

И это при Грете. Та лишилась дара речи.

— Одер… Одер… Was?! — Она стала похожей на окаменевшую жену Лота, на толстую Вавилонскую башню, падающую в Пизе.

Эмиль отвел меня в комнатку с весами и кушеткой. Но дверь не закрыл, потому что ее на самом деле не было, а были какие-то свисающие веревки в бусах, так что я все видела.

Наша шалава быстро отошла от моей одержимости и перешла к повестке дня:

— А мошно мне zu Solarium?

А потом ей еще захочется в тренажерный зал, яйка-млека потребует, на исповедь попросится, на заутреню…

А я думаю: нет, это что-то новое, исповедь Черной Греты! Вот бы послушать! Ксендз разрешил ей посетить солярий, продал жетоны, и наша прошмандовка стала снимать с себя платьице для причастия (видимо, денег у нее на самом деле не было). К сожалению, когда двери в кабину были еще открыты, ксендз, не догадываясь об опасности, громко обратился к своей вечно недовольной и тугой на ухо хозяйке:

— Отнесите, пожалуй, хворост и клецки в хибарку, к святой…

И как все закружилось, завертелось в солярии, будто русский какой или по крайней мере один из четырех танкистов гранату туда бросил, и эта голая, набитая швабским салом из консервной банки Черная Грета вылетела из него, словно из пращи, в одних только мужских боксерках, через комнату пробегает, вот она уже в садике, уже столкнулась с гусыней… А мы все — за ней. Аж перья из хозяйских кур летят во все стороны, будто волк в курятник залез! Все строение подскакивает в кряканье и квохтанье, как резиновая палатка, влево, вправо, вниз, вверх, перья летят во все стороны и иногда мелькает чье-то тело.

Первое чудо святой Аси от Дальнобойщиков

Но святая молилась, и Черная Грета остолбенела, как в мультфильме, если нажать на кнопку «pause». Мы перекрестились и пали на колена при виде явленного чуда. Из курятника вышла святая, обратившая взоры свои горе́, а я за голову схватилась: какая же она уродина! Косоглазая, толстая, лысая (в смысле под машинку стриженая), в очках. Черная Грета тоже перекрестилась, наверное, впервые в жизни, а это, считай, достижение, поджала хвост и, как лиса, бочком удалилась. А под конец состроила ироническое лицо и бросила мне с сожалением по-немецки:

— Одержимая! Хе-хе! Это на какие же хитрости, дорогая моя, ты готова пойти, чтобы добраться до Аси! Видно, вчерашнего тебе мало…

Что было делать, такая уж судьба моя проклятая, пришлось выбирать, то ли одержимой представить себя, то ли лесбиянкой, Черной Греты подружкой, приехавшей сюда под видом одержимой. Я подмигнула ей заговорщически, и вот уже мы вместе, вместе, перед уродливым лицом этой святой, скорешились две лесбы-дальнобойщицы! Польша до особого решения вошла в священный союз с Германией. А Ася, точно мать наша Европа, затянула святые песнопения, и стало понятно, что каждый, кто на больной ноге приковыляет, тут же получит чудесное выздоровление.