Марго Мертц всё уладит

Наверное, я все-таки чокнутая. Ни с кем не общаюсь. Ни друзей, ни хобби. Двух единственных человек, которые считали меня своим другом, я подло использовала… Причем ради сомнительной работы. Так в чем мои принципы? В том, чтобы общаться с людьми, которые меня презирают? Видимо, Эйвери прав. Я совершенно не представляю, кто я такая.

Я пришла домой. Открыла дверь и ввалилась в прихожую. С меня текло.

– Эй! – откликнулась с кухни мама. Родители не ждали меня так рано. – Марго, это ты?

– Я, – крикнула в ответ, и голос дрогнул.

Хотела прошмыгнуть к себе в комнату, чтобы не показываться им на глаза, но ноги сами привели меня в кухню. Как только я увидела родителей, хлынули слезы.

Родители вскочили из-за стола, заставленного коробками из ресторана, и крепко меня обняли. Они не спрашивали, что случилось. Не рвались все исправить. Просто обняли, как мне того хотелось. Мы стояли втроем посреди кухни, и мама гладила меня по волосам, хотя у нее в тарелке остывала еда.

Это происходило будто не со мной. Я никогда не плакала, особенно из-за работы. Не лезла к родителям за утешением. Сегодня они раскрылись с новой стороны. Они редко меня «воспитывали», но, когда приходилось, делали это со всей душой.

Когда я перестала рыдать, мама отправила меня переодеваться (потому что платье вконец погибло), а папа налил чаю. Я села на диван, мама внимательно глянула и спросила:

– Скажи одно. Тебя никто не тронул?

– Нет, мама. Никто…

– Наша помощь нужна?

– Вряд ли. Я не знаю, можно ли что-то сделать.

Я закусила щеку, пытаясь сдержать рвущиеся изнутри слова, но посмотрела на родителей, увидела, как они за меня переживают… и рассказала практически все. Даже те подробности о своей работе, которых им лучше не знать.

– Я не понимаю, что мне делать. Я очень хочу помочь девочкам и призвать парней к ответу, но не представляю как.

– Муравьишка, это не твоя работа, – заявил папа.

Он не называл меня Муравьишкой с семи лет.

– Марго, ты самая умная девочка на свете, – добавила мама, бережно приглаживая мне спутанные волосы. – Мы с папой оба так считаем. И не потому, что ты наша дочь. Ты с шести лет поражала своими способностями. Ты очень, очень умная.

Сейчас наверняка прозвучит «но».

– Но в одиночку ты не справишься.

– Ты не судья, не полицейский и не социальный работник, – добавил папа. – С этими парнями должны работать специалисты.

– Я не могу пойти в полицию. Они с киберпреступлениями не связываются. А школа ничего не сделает. – Я рассказала им про Уэйкфилд – про то, что там никого не наказали. И про Шеннон, которая строго-настрого запретила идти в полицию. – Просто мне надо немного подумать…

Папа кивнул. Мама украдкой улыбнулась. Уговаривать меня не стали. Переубеждать – тоже. Мне дали возможность самой принять решение. Такая у них была манера воспитания.

– Пойду-ка я спать. Подумаю на свежую голову.

– Хорошая мысль, доченька, – сказала мама и снова, третий раз за вечер, крепко меня обняла.

За ее плечом виднелся стол, заставленный остывшей снедью. Поразительно, до чего романтичными порой бывают родители. Они достали свечи и тканевые салфетки. Видимо, устроили свидание, пока меня нет дома.

– Что за праздник? У вас что, годовщина? – спросила я. Кажется, свадьба у них была в августе.

Папа хохотнул. Мама тоже вежливо рассмеялась.

– Нет, правда? Или вы всегда празднуете, когда меня нет дома?

Они с легкой тревогой уставились мне в глаза.

– Марго, сегодня у мамы день рождения, – сказал папа.

Ну конечно же! Первое мая… Я не только забыла про подарок, я ее даже не поздравила. Сегодняшний день приносил один сюрприз за другим.

– Господи… – Из глаз снова закапали слезы. Наверное, скоро умру от обезвоживания. – Какой кошмар… Поверить не могу, что я…

– Эй! – перебила мама. – Не драматизируй. Тебе было не до того.

– Это не оправдание.

– Марго, если бы я хотела, чтобы вся твоя жизнь вращалась исключительно вокруг меня, то вместо дочери завела бы собаку.

Странная аналогия, но ладно.

Вмешался папа:

– Я купил твоей маме торт у «Джексона». Давайте завтра сядем и отпразднуем? Договорились?

Они еще раз обняли меня, и я пошла к себе. Мама в силу доброго характера пыталась меня приободрить. Однако то, что я забыла про ее день рождения, не просто плохо. Это ужасно. Я, как одержимая, не вижу ничего вокруг.

Я влезла в пижаму и обняла подушку. В голове стучало, кости ныли, щеки тянуло от слез. Как, черт возьми, до такого дошло – чтобы я в истерике просила папу с мамой о помощи? В чем причина? В работе? Это дело стало для Марго Мертц последней каплей?

Труди Кин тоже в какой-то момент сломалась. В пятнадцатой, самой последней книге авторы (литературные негры) решили, что достойным завершением саги станет сокрушительное поражение. Труди ушла в отставку, нашла себе мужа и родила ребенка, «как и надлежит каждой достопочтенной женщине»[134]. С тех пор она жила долго и счастливо, своим примером вдохновляя девушек по всему миру отказаться от задумок и планов.