Мари-Бланш

Рене подчинилась, сняла платье и белье, оставив все кучкой на полу. По-прежнему красная от стыда, грудь и та покраснела, она взобралась на стол. Белая крахмальная простыня похрустывала и была прохладной, когда она легла на нее.

— Закройте глаза и расслабьтесь, — сказал доктор. — Вам совершенно не о чем беспокоиться. Больно не будет. — Опытными руками он начал осмотр, сначала легонько ощупав живот, грудную клетку и подмышки. Потом взял в ладони ее грудь, слегка сжал, потер пальцами соски. И наконец, одна рука проникла между ее бедрами, а другой он осторожно их раздвинул, накрыл ладонью лобок, затем легко и ловко ввел палец в ее вагину, бережно, словно не доктор, а любовник. Она закрыла глаза и отдалась на волю невесомых прикосновений его пальцев, проворных и ловких, как у пианиста.

— Отлично, — наконец произнес доктор, заканчивая осмотр. — Одевайтесь, мадемуазель. Азатем, будьте добры, пройдите через эту дверь в мою контору. Я распоряжусь, чтобы господина виконта тоже проводили туда.

Когда Рене вошла, доктор сидел за столом, с несколько озадаченным видом изучая фото Габриеля. Тот сидел в кресле напротив.

— Я не вижу анатомических причин, — с легкой иронией в голосе сказал профессор, подняв взгляд, когда вошла Рене, — почему бы мадемуазель не вместить… э-э… сей предмет.

Эта новость принесла Рене такое облегчение, что она подбежала к доктору, обняла его за шею и поцеловала в щеку.

— Спасибо, профессор! Спасибо!

Габриель неодобрительно нахмурился, глядя на столь бурное изъявление благодарности.

— Давайте внесем ясность, господин виконт, — сказал профессор. — Записывая мадемуазель на прием, вы назвали ее своей дочерью?

— Почти дочерью, доктор, — ответил Габриель. — Это означает: я удочерил ее. Она моя племянница, дочь моего брата.

— Вот как. — Молодой врач выглядел еще более озадаченно. — Не сочтите за дерзость, сударь, но она поистине великолепный образец. Сколько ей лет?

— Четырнадцать.

— И вы хотите на ней жениться? — спросил доктор Лебедо все тем же мягко-насмешливым тоном. — На вашей племяннице и приемной дочери?

— А почему бы нет? — Отношение профессора явно раздражало Габриеля. — Я хозяин в своем доме. И поступаю как мне заблагорассудится.

— О да, я часто слышал это от здешних пашей, которые привозят в клинику для того или иного лечения юных девушек, едва вышедших из детского возраста. А вы, юная леди? — спросил он Рене. — Вы хотите выйти за вашего дядю… за вашего отца?

— Я? Конечно, прямо сейчас!

— Понятно. — Профессор задумчиво кивнул.

Повисло долгое холодное молчание.

— Ну что ж, — наконец сказал Лебедо, пожав плечами, — могу только сказать вам, сударь, что она вполне готова для вас. В прекрасном состоянии… бояться нечего, ткани превосходные, упругие, анатомически все замечательно. Мне редко доводилось видеть нечто лучшее. Признаться, мы больше привыкли видеть в клинике молодых женщин, чьи гениталии изуродованы семьей или поражены сифилисом. Вам известно, что они тут нередко зашивают девушек, чтобы гарантировать их девственность? Словно индеек. Чудовищно, сказать по правде. — Профессор встал, подошел к Рене, взял ее за плечо. — Прошу вас, господин виконт, только об одном, сделайте одолжение, не заразите этот превосходный юный образчик. Не связывайтесь со здешними наложницами, они очень привлекательны, но зачастую, поверьте моему слову, нечисты.

— Благодарю вас, доктор, — сказал Габриель, — но в таком совете нет нужды.

— Да, поистине великолепный образчик, — повторил профессор чуть мечтательно. И последний раз сжал плечо Рене. — Берегите ее, сударь.

Спускаясь по лестнице клиники, Габриель пробормотал:

— Думаю, молодой профессор был бы не прочь заполучить тебя. Красавец, верно?

— Я не обратила внимания, — солгала Рене, передернув плечами.

— Лгунья! Ты его поцеловала! — Габриель остановился, прижал ее к стене и страстно поцеловал в губы. — Главное, малышка, — шепнул он, — мои тревоги позади. Теперь ты моя. — Он положил руку на впалый живот Рене. — Нравится тебе это или нет, но через полгода я намерен жениться на тебе. И как советовал доктор, ради тебя буду соблюдать чистоту. Уверен, это пойдет мне на пользу. Вот и бедняга Лиман уже некоторое время предписывает мне целибат.

В карете по дороге домой Рене внезапно перестала чувствовать себя маленькой девочкой при дяде или дочерью при отце, она чувствовала себя как египетская царица Клеопатра с любовником. Когда они проезжали мимо дома леди Уинтерботтом, Габриель сказал:

— Мы незамедлительно объявим о свадьбе. И сегодня вечером я повезу тебя ужинать, а потом танцевать, птичка моя. Сегодня мы официально отпразднуем, что ты стала взрослой, и нашу помолвку.

2

После ужина, танцев и шампанского Габриель и Рене приехали домой поздно, и цокот конских копыт отдавался на мощенном кирпичом дворе особенно гулким полуночным эхом. Окна дома были освещены, словно волшебный дворец, и Омар, толстый лысый евнух, отворил им парадную дверь. У подножия лестницы Габриель подхватил Рене на руки.