Мари. Дитя Бури. Обреченный

Взревев от ярости и страха, палачи накинулись на него и умертвили. Когда установилась тишина, я огляделся. Король, чье лицо пожелтело от испуга, весь дрожал и вытирал пот со лба. Этот дикарь был весьма суеверен.

– Ты поторопился убить этого колдуна, – попенял он охрипшим голосом главному палачу, который был занят тем, что наносил новые отметки на свою ужасную дубину. – Глупец! Из-за тебя я не дослушал его лживое пророчество!

Палач хмуро ответил, что, сдается ему, такого лучше не слышать вовсе, и поспешил куда-то уйти. Здесь я должен указать, что, по странному стечению обстоятельств, Дингаан и вправду был убит приблизительно через тридцать месяцев. Военачальник Мопо, служивший королю и сразивший его брата Чаку, покончил с Дингааном при помощи Умслопогаса, сына Чаки. В последующие годы сам Умслопогас поведал мне о жуткой гибели чернокожего тирана и о призраках, которые явились созерцать его смерть, но, конечно, он не мог сказать, в какой именно день все произошло. Поэтому трудно сказать, сбылось ли пророчество старика-зулуса в точности[49].

Три бездыханных тела простерлись на вершине холма смерти. Король кое-как справился со своим смятением и велел оттеснить зрителей, дабы они наблюдали за моим выступлением, не пугая стервятников. Так что буры в сопровождении караула, которому было приказано убить их, если они попытаются сбежать, направились в одну сторону, а Дингаан и его зулусы отошли в другую. Мы с Хансом по-прежнему прятались в кустах. Когда белых проводили мимо меня, фру Принслоо громко и весело пожелала мне удачи, но я-то заметил, что ее руки дрожали, когда она утирала глаза своим грязным передником. Анри Марэ дрогнувшим голосом попросил не промахнуться и спасти его дочь. Мари, бледная, но настроенная решительно, не сказала ничего – просто заглянула мне в глаза и словно ненароком коснулась кармана платья, где, насколько я знал, лежал мой пистолет. На прочих буров я вовсе не обратил внимания.

Что ж, настал, слишком скоро настал чудовищный миг испытания. Не стану скрывать: напряженное ожидание, отравленное дурными предчувствиями, было невыносимым. Минула, казалось, вечность, прежде чем в тысяче футов над моей головой появилось черное пятнышко, в котором я опознал стервятника. Птица начала снижаться широкими кругами.

– О баас, – проговорил бедняга Ханс, – это даже хуже, чем стрелять гусей в Груте-Клуф. Там ты терял только свою лошадь, а теперь…

– Молчи! – шикнул я. – Давай сюда ружье.

Стервятник спускался, плавно и неумолимо, круг за кругом. Я покосился на буров и увидел, что все они стоят на коленях. Тогда я посмотрел на зулусов; те неотрывно наблюдали за происходящим. Думаю, подобное было для них в новинку, и потому они пребывали в радостном возбуждении. Отогнав ненужные мысли, я сосредоточился на птице.

Та как раз завершила последний круг облета. Прежде чем нырнуть вниз, она зависла в воздухе на своих широких крыльях; ее голова была повернута ко мне. Я сделал глубокий вдох, поднял ружье, прицелился точно в грудь стервятнику – и дотронулся до спускового крючка. Прогремел выстрел, и аасфогель вдруг перевернулся на лету. В следующее мгновение что-то глухо тюкнуло, и я было обрадовался, решив, что пуля угодила в цель. Увы, моя радость оказалась преждевременной.

Хлопо к был порожден пролетевшей мимо пулей и соприкосновением воздуха с жестким оперением на крыле. Всякий, кому доводилось стрелять крупных птиц на лету, наверняка слышал этот звук. Стервятник же, вместо того чтобы упасть, выровнял полет. Непривычный к таким происшествиям, он осторожно опустился на землю, проковылял несколько шагов и уселся поблизости от мертвых тел. Словом, он вел себя ровно так же, как другие птицы, еще недавно нападавшие на Ханса, и, по всей видимости, ничуть не пострадал.

– Промахнулся! – шепотом возвестил Ханс, хватая ружье и принимаясь перезаряжать. – О баас, и почему ты не кинул камень в первую кучу?!

Я метнул на готтентота взгляд, который, должно быть, его напугал; во всяком случае Ханс умолк. Оттуда, где стояли на коленях буры, донесся многоголосый стон. Мои товарищи принялись молиться усерднее прежнего, а зулусские сановники наперебой что-то втолковывали своему королю. Потом я выяснил, что Дингаан ставил против меня десять голов скота за одну, а его советники с великой неохотой принимали эти условия.

Ханс перезарядил ружье, вставил капсюль, взвел курок и передал ружье мне. Между тем в небе появились другие стервятники. Торопясь покончить с выпавшим нам испытанием, в подходящий миг я выбрал птицу, прицелился и надавил на спуск. Снова прогремел выстрел, снова я увидел кувырок в воздухе и услышал знакомый звук. Господи! Аасфогель медленно развернулся и начал величаво подниматься в небеса в той же манере, в какой спускался. Я опять промахнулся!

– Это вторая куча камней виновата, баас, – проговорил Ханс.

На сей раз я даже не взглянул на него. Просто сел и закрыл лицо руками. Еще один промах, и тогда…

Ханс помешал мне предаваться отчаянию.