Это случилось на третий день нашего путешествия, когда мы подтягивались ближе к реке Тугеле. Мы встретили бурское посольство около небольшого ручья, где предполагали остановиться и мы, чтобы пообедать. Они — эти посланцы — спали в самое жаркое время дня и не заметили нас до тех пор, пока мы не подошли к ним. Тогда, бросив взгляд на нашу зулусскую охрану, они вскочили на ноги и опрометью бросились за своими ружьями.
Тут из буша появились наши фургоны и они уставились на них в изумлении, не понимая, кто мог ехать в этой стране в запряженных быками фургонах. Мы обратились к ним на голландском языке и уже в следующую минуту были среди них. Когда мы еще подъезжали, глаза мои остановились на плотном седобородом человеке, фигура которого показалась мне знакомой, и я подошел к нему, не обращая внимания на остальных. Вскоре я точно удостоверился, кто это такой и, протянув руку, весело сказал:
— Добрый день, минхеер Ретиф! Кто мог бы только подумать, что мы, расставшиеся давно и так далеко отсюда, доживем до встречи среди зулусов?
Он с удивлением уставился на меня.
— Кто это такой? Кто это такой? Всемогущий! Я ведь теперь знаю, кто это такой… Ведь это тот маленький англичанин, Аллан Квотермейн, который стрелял гусей в Старой Колонии! Ладно, мне не следовало бы удивляться, потому что человек, которого ты побил в том состязании, говорил мне, что ты путешествуешь где-то в этих краях… Только я понял его так что тебя убили зулусы…
— Если вы имеете в виду Эрнана Перейру, то где вы встретились с ним? — ответил я.
— Да вон там, в нижнем течении Тугелы, на отвратительной дороге. Однако, он сможет сам рассказать тебе об этом, потому что я взял его с собой, чтобы он показал дорогу к краалю Дингаана. Где Перейра? Пришлите Перейру сюда! Я хочу поговорить с ним.
— Я здесь! — ответил сонный, ненавистный голос самого Перейры с другой стороны густого кустарника, где он дремал. — В чем дело, командир? Я иду!
И он появился перед нами, потягиваясь и зевая, как раз в тот момент, когда подошли остальные буры. Перейра прежде всего бросил взгляд на Анри Марэ и начал приветствовать его, говоря:
— Благодарение Богу, дядя, вы невредимы!
Затем его глаза остановились на мне, и я не думаю, чтобы когда-нибудь я видел такое полное изменение человеческой физиономии. Челюсть у него отвисла, краска исчезла с его щек, оставив, пожалуй, лишь желтый цвет, который вообще присущ лицам португальского происхождения. Его протянутая к дядюшке рука безжизненно упала.
— Аллан Квотермейн! — воскликнул он. — Что такое? Ведь я был уверен, что вы умерли!
— Что мне и следовало бы сделать, минхеер Перейра, даже более двух раз, чтобы вы могли продолжать свою дорогу, — сказал я.
— Что ты имеешь в виду, Аллан? — вмешался Ретиф.
— Я сама скажу вам, что он имеет в виду, — вскричала фру Принслоо, грозя Перейре своим жирным кулаком. — Эта желтая собака дважды намеревалась убить Аллана, Аллана, который спас его жизнь и все наши жизни. Один раз он стрелял в него в ущелье и оцарапал ему щеку: смотрите, вот шрам от этой раны. Еще раз он замыслил заговор с зулусами, чтобы убить его, сказал Дингаану, что он — Аллан — злодей и колдун, который принесет проклятие на его страну.
Теперь Ретиф пристально посмотрел на Перейру.
— Что вы скажете на это? — спросил он.
— Что я скажу? — повторил Перейра, приходя в себя. — Да ведь это же ложь, или недоразумение… Я никогда не стрелял в хеера Аллана ни в каком ущелье… Разве это возможно, чтобы я мог так поступить, когда он как раз перед этим вынянчил меня, возвратив к жизни? Я никогда не замышлял заговора с зулусами, не могу даже этого представить, ибо это означало бы смерть и моего дяди и моей кузины, а также всех их компаньонов. Разве я сумасшедший, чтобы сотворить подобную нелепость?
— Не сумасшедший, а подлый! — пронзительно закричала фру Принслоо. — Я настаиваю, хеер Ретиф, на моих словах, это не ложь! Спросите людей, которые со мной, — добавила она, апеллируя к остальным, которые за исключением Марэ, ответили в один голос:
— Нет, это не ложь!
— Тише! — сказал Ретиф. — Теперь, Аллан, ты расскажи нам свою историю.
И тогда я рассказал ему все, пропуская, конечно, многие детали. Даже и тогда рассказ получился длинным, хотя, по-моему, он не утомил слушателей.
— Всемогущий! — сказал Ретиф, когда я закончил. — Это странная история, более удивительная из всех когда-либо слышанных мною. Если все это правда, Эрнан Перейра, то ты заслуживаешь того, чтобы быть поставленным спиной к дереву и расстрелянным!
— Бог на небесах! — ответил он. — Разве могу я быть приговоренным к смерти на основании такой сказки?… Я, невинный человек? Где улики? Этот англичанин наговаривает все против меня лишь по простой причине: потому что он украл у меня любовь моей кузины, с которой я был с детства обручен. Где его свидетели, пусть скажет?