— О! Если ты хочешь узнать, спроси у одного древнего пророка по имени Зикали, который был уже в этой стране в дни самого Сензангэкона, моего отца, и даже еще перед тем… Если, правда, ты сможешь найти его. Кроме того, ты нравишься мне, ибо ты не такой плосколицый, как эти амабуна, и у тебя такой мозг, что протаскивает тебя через всякие трудности, как змея делает это через камыши… А потом, просто жалко было бы убить человека, который может подстреливать птиц, кружащихся высоко над ним в небе, чего никто другой сделать не может! Так что, что бы ни произошло, помни, что ты в полной безопасности, и живым уйдешь из этой страны, и живым останешься здесь, если только захочешь остаться и быть моим голосом для того, чтобы я мог легко разговаривать с сынами Георга… А теперь возвращайся к коменданту и скажи ему, что мое сердце — это его сердце, и что я буду очень рад видеть его здесь. Завтра, а может быть и на следующий день, я покажу ему некоторые танцы моего народа, а после этого я подпишу то писание, отдавая ему всю землю, которую он просит, и все другое, что только он может пожелать, даже, быть может, и больше того. Гамба гахле, Макумазан, — и поднявшись с поразительной быстротой со своего кресла, он круто повернулся и скрылся через маленькое отверстие в тростниковой ограде за его спиной, ведшее в его личные хижины…
Когда меня сопровождал назад Камбула, ожидавший за воротами лабиринта, я встретил Томаса Холстеда, который праздно шатался вокруг, думаю, для того, чтобы поговорить со мной. Остановившись, я прямо спросил его, каковы намерения короля относительно буров.
— Не знаю, — ответил он, пожимая плечами, — однако, он хочет казаться таким сладеньким по отношению к ним, что я думаю, как бы он не замыслил против них что-то… Он удивительно доволен вами, потому что я сам слышал, как он отдал приказ, чтобы всем полкам было передано слово, что если вам будет нанесен хотя бы малейший вред, виновника немедленно умертвят. Также, что вас следует показать всем солдатам, когда вы будете ехать с остальными, чтобы каждый солдат знал вас в лицо.
— Для меня это хорошо, — ответил я. — Но я что-то не пойму, почему я нуждаюсь в специальной защите больше, чем все остальные, если кто-то не замыслил что-то дурное только против меня?
— Странно, но, однако, это так, Аллан Квотермейн, индуна сказал мне, что красивый португалец все время просит короля убить вас, просит каждый раз, как только видит короля. И действительно, я сам слышал это.
— Это очень любезно с его стороны, — ответил Я, — но тогда Эрнан Перейра и я никогда не достигнем успеха… Скажите, пожалуйста, что он еще говорит королю, когда не просит его убить меня?
— Не знаю, — сказал он. — Что-то грязное, я уверен в этом. Не даром же дали ему туземцы такую кличку… Я думаю, однако, — добавил он шепотом, — что он много занимался бурами, так как ему было разрешено остаться здесь, чтобы получить их подписи под договором. Дингаан однажды клялся, что не даст им земли больше, чем нужно, чтобы похоронить их, а Перейра сказал ему, что подпись не имеет никакого значения, ибо «что написано пером, можно выцарапать копьем»…
— Правда? И что ответил на это король?
— О, он расхохотался и сказал, что это самое правильное и что он, дескать, отдаст бурской комиссии все, что хочется их народу и кое-то еще сверху для них самих. Но не передавайте этого, ибо, если Дингаан узнает, я наверняка буду убит. Я говорю вам, вы хороший парень, благодаря вам я выиграл крупное пари при той стрельбе по грифам, поэтому даю вам небольшой совет, которому вы последуете, если вы действительно разумный человек. Уносите ноги из этой страшной страны, причем так скоро, как только сумеете, и идите присматривать за красивой мисс Марэ, которую вы обожаете. Дингаан желает ее, а что в этой части света желает Дингаан — он получает!
Затем, не ожидая благодарности, он круто повернулся и скрылся в толпе зулусов, которые следовали за нами из любопытства, предоставив мне гадать, был ли прав Дингаан, назвав этого молодого человека лжецом… Его рассказ вроде бы соответствовал тому, что говорил мне король, так что, пожалуй, Холстед и не лгал…
Сразу же после того, как я прошел через главные ворота, где, исполнив службу, Камбула отсалютовал мне и ушел, я увидел двоих белых мужчин, занятых оживленным разговором под одним из молочных деревьев. Это были Анри Марэ и его племянник. Перехватив мой взгляд, Марэ отошел в сторону, а Перейра приблизился и заговорил со мной, хотя наученный горьким опытом с Ретифом, не протянул руку.
— Добрый день, Аллан, Я сказал он довольно приветливо. — Я только что услышал от дяди, что должен поздравить вас с женитьбой, и, поверьте мне, я делаю это от всего сердца!
Сейчас, когда он сказал эти лживые слова, кровь закипела во мне, но я подумал, что разумнее будет держать себя под контролем, поэтому только сказал сухо:
— Благодарю вас.
— Конечно, — продолжал он, — мы оба стремились к одному призу, но Богу было угодно, чтобы выиграли его вы… Ну, что ж, я не из тех, что таят злобу.