Марья

Далее следовало описание этого происшествия, но и без него перед моими глазами всплывал тот роковой день.

... Молния сверкала на небе огненными шрамами. Разбивая воду подошвами сапог, Захар шел по размытой дороге, и дождь маскировал слезы на его щеках. Ружье было упаковано в непромокаемый чехол. Из-за непогоды улица селА была безлюдна, и это было на руку Захару - не было никакого желания с кем-либо встречаться.

О чем он тогда думал? Наверно, восстанавливал в памяти наиболее яркие моменты своей судьбы, которой он доверял, как слепой поводырю, и которая сама оказалась слепа. Может, прокручивал в голове возможные варианты страшного возмездия, которое он должен свершить за все свои страдания.

Нет! Тогда Захар не думал ни о чем. Уверенно, не разбирая дороги, он шел к избе Зойки, и глаза его, залитые слезами и кровью, светились диким, заповедным блеском.

Еще утром, узнав роковую весть, он решился на отчаянный поступок. В чем именно должен был выражаться этот поступок, Захар не знал, но бездействовать было нельзя...

Он постучал в ворота:

- Зойка! Открывай, гадюка!

Ответа не последовало, лишь собака залаяла во дворе.

- Ну держись! - Захар изо всех сил надавил на ворота, но они не поддались.

Зойкина изба была срублена на совесть ворота были металлическими, а на окнах стояли решетки. Строили ее для медпункта, но медпункт почему-то остался на прежнем месте, а в свежесрубленный дом как молодого специалиста поселили Зойку.

- Открой, паскуда!

Подождав немного, Захар подошел к окну и прикладом ружья выбил стекла.

- Открывай! Я знаю, что ты дома.

В груди так и переполаскивало звуками мерзкой симфонии. Мучительное безрассудство овладело Захаром, и он упал на колени со стоном нечеловеческой нежности:

- Зоя! Зоя!! Пожалей меня!.. Зооояяя!!...

- Захар, ты пьяный, - услышал он ее голос. - Уходи, пожалуйста. Проспись.

Захар поднялся с колен, вытер с лица грязь и слезы и расчехлил двустволку.

- А-а-а, стерва! Я знал, что ты дома! Ну, шалава, признавайся, с кем провела ночь? С этим ублюдком из города?.. С ветеринаром?

- Тебе какое дело?

- Как это "какое"?!

Он не видел через окно Зойку. Похоже, она была за ширмой.

- Какое тебе дело? Он мой жених!

- Убью его!!

И вдруг до Захара из окна донесся голос ветеринара - вчерашний студент допустил непростительную ошибку:

- Послушайте, перестаньте безобразничать. Завтра вы протрезвеете, и вам будет стыдно. Вам придется вставлять выбитые стекла...

Захар выстрелил в том направлении, откуда доносился мужской голос...

Бутыль была пустая.

Федор сидел за столом и обреченно смотрел на дрожащие руки.

Похмелиться было нечем, а за окнами раздражающе блуждала ночь.

Он в очередной раз поднял бутыль и убедился, что она пустая. Кружка тоже.

Сегодня днем, предварительно наточив, Федор принес в комнату косу, и сейчас она лежала рядом со столом.

"На весь свет бесчестная стала! - думал он о Марье. - Ладно, ворота дегтем не мажут. Все суседи зубы моют. Будут тя сельские парни кажинную нощь в клеть водить. Ой же осветила на всю честну землицу! В древние лета я б тя враз порешил, вот эфтими руками! - снова посмотрел на дрожащие ладони. Вусмерть излупцевал бы!.. За че ж мне такую мУку нести? Куды опосля эфтова очи воротить?"

Федор давно понял, что жизнь его назначена в жертву какой-то страшной язве; и несправедливость, что принесена в жертву именно его жизнь, нестерпимо выжимала сознание. Он не мог спать, если в крови не было хмеля. Воспоминания, беспощадные тяжелые воспоминания расплавляли воспаленный мозг и не давали ни минуты покоя неопохмеленному нутру.

А похмелиться было нечем.

Федор встал на ноги. Глаза его горели, во всех членах было изнеможение. Он нагнулся за косой, но в тот же миг у него потемнело в глазах так, что он едва устоял. Казалось, по голове ему били увесистым молотом. Все же он поднял косу.

Разогнувшись, Федор прислушался. Вроде кто-то окликнул его, но, постояв с минуту, он решил, что ему показалось.

Он бесшумно подошел к нарам Марьи, остановился. Подумал: "Спит али нет?" Сердце молотило, словно старалось выдавить из себя гнойный нарыв.

Федор отодвинул занавеску и вошел. Марья спала.

"Четыре недели уж минули", - одними губами проговорил он и, взяв косу за концы, занес ее над горлом Марьи...

Но что-то его остановило. Видимо, теплое дыхание дочери, которое полностью противоречило смерти, которое показывало всю ее нелепость.

Федор поцеловал Марью в лоб. Она проснулась, открыла глаза.

- Тять, ты че?

Он резко опустил косу вниз и провел в сторону.

Металл легко вошел в шею, и теплый фонтан хлынул в лицо убийцы. Марью передернула судорога, затем вторая, поменьше. Последняя.

- Прости, - прошептал Федор, вынул косу и бросил ее под нары. Потом вытер лицо рукавом и посмотрел на Марью. Глаза ее были открыты, а взгляд направлен на него.

- Господи!! - вырвался из нутра Федора сип. Он опустил веки, а когда снова поднял их, то увидел, что голова Марьи к стене повернута, даже запрокинута малость. Так что лица ее не видать было. Федор прикрыл занавеску и пошел к столу.

Где-то поблизости завыла собака...