Марианна погрузила губы в сладкий напиток, одновременно и крепкий и мягкий, сделала несколько осторожных глотков и, в конце концов выпив до дна, вернула стакан с признательным взглядом. Окружающие ее вещи обрели четкость, как, к сожалению, и непрерывная болтовня Бюлю, которая изливалась в сочувствии по поводу нервного истощения французской княгини.
Стоя возле нее, Ревекка наблюдала за Марианной.
Вдруг она улыбнулась.
— Благородная дама права. Вы должны немного отдохнуть, прежде чем я приступлю к первому осмотру.
Ложитесь на эти подушки и расслабьтесь. Мы будем в соседней комнате и обсудим, что нам предстоит делать.
А в это время постарайтесь привыкнуть к мысли, что здесь никто не желает вам зла, наоборот… у вас здесь только друзья, причем такие друзья, что вы и не догадываетесь! Поверьте… и отдыхайте.
Голос Ревекки обладал удивительной силой убеждения, и Марианна, чудесным образом успокоенная, даже не подумала противиться ему. Она послушно улеглась среди пахнущих амброй шелковых подушек и почувствовала себя хорошо. Тяжесть оставила ее тело, а недавний страх улетел так далеко, что она теперь удивилась, что испытывала его. Послав мысленную благодарность султанше, которая направила ее к Ревекке, она наблюдала, как исчезают в глубине комнаты зеленая паранджа Бюлюханум и сверкающая тиара еврейки.
Перед уходом последняя отворила три небольших окна, которые днем, безусловно, освещали комнату так же плохо, как бронзовая лампа. Но через них ароматы сада дошли до молодой женщины, вдыхавшей их с наслаждением. Они принесли ей ощущение земли, жизни, спокойного счастья, к которым она всегда стремилась и которых она никогда не могла добиться. Не станет ли такой безобразный дом убежищем, где ее горести растают, где спадут сковывающие ее цепи? Когда она выйдет отсюда, она будет свободной… более свободной, чем она была когда-либо, избавленной от всех страхов и угроз…
Свисавшую с потолка лампу, потушенную Ревеккой, чтобы ее пациентка могла лучше отдохнуть, заменила масляная лампада, стоявшая на низком столике возле дивана. Ее небольшое пламя, вокруг которого уже роились ночные насекомые, гипнотизировало Марианну. Она с приязнью смотрела на него, ибо это было храброе маленькое пламя, которое смело сражалось с окружающим мраком и побеждало его.
В сознании Марианны ароматы сада, темнота и тонкий мерцающий язычок, который трепетал над своим медным вместилищем, слились, образуя символический экран, отражавший основные моменты ее жизни. Но особенно пламя, воплощавшее, казалось, ее стойкую любовь, приковывало ее взгляд, тогда как вся остальная ее плоть теряла плотность и таяла в шелковистой нежности подушек. Уже давно, очень давно Марианна не чувствовала себя так хорошо.
Затем мало-помалу это чудесное блаженное состояние стало переходить в оцепенение. Прикованные к лампаде глаза медленно, медленно закрывались, и именно в момент погружения в сон Марианна увидела постепенно возникающую из темноты белую тень, которая заполняла большую часть комнаты.
Это было похоже на снежно-белое, окутанное дымом привидение, которое увеличивалось, закрывая все поле зрения. Нечто огромное и ужасающее…
Марианна хотела закричать. Раскрыла рот, но, как уже не раз бывало в ее кошмарах, не смогла издать ни звука. Ее веки отчаянно боролись с давившей на них тяжестью. А привидение все увеличивалось, немного склоняясь над ней. Молодая женщина сделала отчаянное усилие, чтобы избавиться от парализующего действия наркотика и встать, но подушки удерживали ее, как приклеенные.
И тогда привидение тихо заговорило.
— Не бойтесь, — сказало оно, — я не причиню вам никакого зла, наоборот! Я ваш друг, и вам нечего бояться меня…
Голос был низкий, безжизненный, полный бесконечной грусти, но, несмотря на окружавший сознание Марианны туман, он вызвал из ее памяти другой голос, почти такой же, услышанный однажды из глубины тусклого зеркала, голос человека без лица, который, как и этот, принадлежал привидению. Неужели же призрак ее погибшего мужа в своем трагическом одиночестве последовал за ней до дверей в Азию?..
Но способность мыслить померкла вслед за физической беспомощностью. Глаза Марианны полностью закрылись, и она погрузилась в странный, почти летаргический сон, который, однако, полностью не лишил ее чувства восприятия. Она слышала рядом с собой торопливый разговор на незнакомом языке, в котором как будто узнала растерянный голос Бюлю-ханум и более глухой — еврейки, чередующиеся с низким голосом призрака. Затем она почувствовала, что ее подняли уверенные руки и сделали это без малейшего рывка. Приятный запах защекотал ее ноздри: запах латакие, турецкого табака, смешанный с более свежим и совсем уж неожиданным — лаванды, тогда как ее щека прижалась к ласкающему ворсу шерстяной материи… И Марианна в полубессознательности поняла, что ее уносят…