Марианская впадина

Иногда я просто лежу и раздумываю, что в тебе я любила больше всего. Ну, уже одно то, что ты был на свете, было очень даже здорово. Мир с тобой в нем – моим десятилетним братом – это в любом случае лучший мир на свете, вне конкуренции. Кроме этого, я еще подумала, что с тобой у меня не было этой проблемы «близости – дистанции», как зачастую в моей жизни с другими людьми. Не то чтобы я не любила людей, нет. Люди мне даже интересны, но не обязательно вблизи. А вот ты, напротив, всем сразу становился близким – мне тоже – как по волшебству, это совершенно непостижимо. Для меня люди – как звезды, облака или микроорганизмы. Последние, например, я предпочитаю рассматривать под микроскопом, то есть лучше издалека и через стекло, на всякий случай. К маме с папой я тоже всегда относилась с осторожной подозрительностью и думаю, сегодня это взаимно.

Знаешь, мама всегда заставляла меня играть на улице с другими ребятами. Когда моих друзей наказывали, им нельзя было выходить на улицу, а меня в наказание отправляли во двор к соседским детям и не разрешали брать с собой книгу. Однажды она меня даже к детскому психологу потащила, при этом я просто хотела, чтобы меня оставили в покое. Психолог тогда родителям так и сказал: «Оставьте вы ее в покое». Ты, конечно, понимаешь, что мама в восторге от этого не была.

У нас с тобой все было по-другому: такое сестро-братство. Неважно, как далеко мы друг от друга находились, нас как будто тоненькая ниточка связывала. Если я двигалась, то чувствовала едва заметное натяжение этой ниточки. Можно было пальцем тихонечко ее дернуть, и был слышен звук, звук нашей тональности. Ты всегда был рядом, неважно, чем я занималась. Ты был орешком, а я защитной скорлупой. А с тех пор, как тебя не стало, я чувствую себя сломанной, разбитой, выпотрошенной, ограбленной.

Дистанция и близость – непостижимая загадка моей жизни, то, с чем мне постоянно приходится бороться, чему я никак не могу подобрать правильную дозу. Одного я никак не пойму. Когда я кладу карандаш на свой письменный стол и отхожу от него на два метра, карандаш находится на том же расстоянии от меня, что и я от него. Логично, да ведь? Но если я в университете или где-то в баре стою, и напротив меня человек, который пытается со мной говорить, находится на отдалении метр и четыре сантиметра от меня, то я нахожусь от него даже не в том же самом помещении. Почему так? Я представления не имею. Эйнштейн говорил: «время – относительно». Может быть, с расстояниями примерно так же?

Прошло несколько секунд, пока я поняла, что противное монотонное жужжание, тянущееся сквозь мою полудрему, был звонок домофона. Щурясь, я открыла глаза и увидела, что солнце уже взошло.

Открыв дверь подъезда, я вскоре услышала на лестничной клетке тяжелое дыхание Гельмута и сопение Джуди. Мне казалось, это будет длиться вечность, пока они поднимутся на мою лестничную площадку.

– Вы вообще знаете, сколько я уже звоню? – спросил Гельмут.

– Нет, – банально ответила я.

– Долго!

– Да, наверное. Заходите.

Я отошла в сторону, впуская двух своих гостей в квартиру. Гельмут отстегнул поводок Джуди.

– Где у вас крючок для поводка?

– У меня нет никакого крючка.

– Как это нет?

– Что, вы здесь где-то собаку видите?

– Ну, гардероб-то, надеюсь, у вас есть?

– Не-а.

Так мы и стояли в прихожей, уставившись друг на друга: Гельмут с болтающимся в руке поводком, я – со своей депрессией в голове. Джуди ринулась в сторону кухни и, судя по шороху, выискала-таки где-то еще коробку из-под пиццы, которую не заметила я. Я протянула руку к поводку, забрала его у Гельмута и показала ему, где ванная.

– Джуди? – я прошла по всей квартире: в кухне ее уже не было, в спальне я ее тоже не увидела. Я заглянула в маленькую гостиную: Джуди стояла на журнальном столике у дивана и вдохновенно вылизывала миску, о которой я даже не могла вспомнить, что в ней лежало и когда я ее там оставила. Я подскочила к ней, чтобы забрать миску, но она угрожающе зарычала на меня, набычившись. Нет проблем, миска твоя.

Я упала на диван и вспомнила овчарку, которую мне давали выгуливать в детстве. Пса звали Клиф, а хозяином был мужчина, каждый день стоявший у киоска с кружкой пива. Мне было семь лет, а Клиф весил килограммов шестьдесят: монстр, и такой же «приветливый», как моя новая подруга Джуди. Я ходила с ним в парк, где он постоянно наскакивал на людей и других собак. Я, естественно, была слабее него и так и летала за ним на поводке. Сейчас, вспоминая об этом, я понять не могу, кому пришло в голову это сумасбродство: отпускать меня куда-то одну с этим чудовищем. Этот Клиф еще и хватал меня зубами за ногу, что было очень даже больно, и оставались синяки.

Джуди закончила свою трапезу, миска просто блестела. Довольная, она спрыгнула со стола и улеглась посреди комнаты, свернувшись на сером ковре. Она буравила меня взглядом. Наверное, решила, что за мной надо приглядывать, поскольку в отсутствие Гельмута место шефа занимала она.