Марьяжник

– Всего один. По сути, даже не свидетель, Матвей Евграфович, а… В общем, это тот самый ямщик, под лошадь которого угодил чиновник. Он уже дал показания. Говорит, что прохожий как-то неожиданно появился из темноты и фактически сам бросился под копыта его лошади. Остановить бег гнедого не удалось. Удар пришелся Антону Антоновичу в голову, его отбросило метра на три вперед, и он скончался мгновенно.

– И вы полагаете, что Сербчука кто-то толкнул под лошадь? – осторожно высказал догадку Головацкий, аккуратно срезая ножничками кончик сигары. – Так выходит?

– Именно так.

Головацкий задумчиво пожевал ус.

– А из каких фактов, осмелюсь спросить, Кондратий Ксенофонтович, следует сие смелое предположение? – уточнил он. – Равно как и то, что это происшествие имеет связь с гибелью генерала Корниевича? Вы ведь, помнится, именно так и сказали…

– Совершенно верно, Матвей Евграфович. Как я уже упоминал, нахождение господина Сербчука в четвертом часу ночи на углу Никитинской и Васюкова уже само по себе кажется мне странным. Но самое главное заключается в другом. При Антоне Антоновиче была найдена бумага. За подписью генерала Корниевича.

– Это уже интереснее, – Головацкий кивнул. – Да-с… И что же было написано в этой бумаге?

– Ничего.

– Ничего?

– Ровным счетом, Матвей Евграфович. Это-то и странно. Чистый лист бумаги, на котором внизу имеется подпись и личная печать Кирилла Александровича, – видимо, Буйчилов ждал какой-то реакции профессора, но ее не последовало. – У нас нет никакой информации относительно того, что Корниевич и Сербчук находились в близких доверительных отношениях. Но чистый лист бумаги за подписью генерала наводит на размышления. Согласитесь? Выходит, что на самом деле Корниевич не просто доверял Сербчуку, а доверял безоговорочно. На бумагу можно было поместить любой текст, заранее одобренный генералом.

– Да, это странно, – протянул Головацкий.

– И оба эти человека, – вновь подал голос Лужанский, – которые вроде бы знакомы лишь шапочно, но на деле, получается, знакомые близко, умирают с интервалом в три дня.

– И оба вроде как от несчастного случая, – добавил Буйчилов.

– Тут замешана политика, – напомнил Лужанский. – Определенно политика. Так что, Матвей Евграфович…

– Да-да, я все понял. Не нужно напоминать мне о государственной важности этого дела каждые четверть часа.

Негромкое поскуливание у дверей кабинета отвлекло внимание Головацкого. Оставив гостей, он поднялся с кресла и прошел к порогу. Огромный дог, радостно виляя хвостом при виде хозяина и при этом не забывая настороженно коситься в сторону незнакомцев, потерся о ногу Матвея Евграфовича. Профессор ласково потрепал пса за ушами. Единственный глаз Головацкого сфокусировался при этом на одной абстрактной точке.

– У нас немного времени, Матвей Евграфович, – напомнил профессору о своем присутствии Буйчилов.

Головацкий поднял на него взгляд.

– Ну, разумеется. Я все понимаю, господа. И я в полной мере принял к сведению сказанное вами сегодня. Вы не будете возражать, если один из моих людей потолкует с ямщиком, лошадь которого сбила Антона Антоновича? Возможно, я сумею узнать что-то еще из первых уст.

– Всенепременно. Пусть ваш человек зайдет в департамент, и я дам ему нужный адрес.

Рука профессора машинально продолжала скользить по гладкой шерсти дога. Он не стал говорить Буйчилову о том, что собирался в самом скором времени поговорить и еще кое с кем. Для этого, правда, Матвею Евграфовичу надо будет покинуть дом и отправиться на свидание с нужным человеком. Профессор этого не любил. Но, судя по всему, раскрыть это темное дело, развалившись в кресле, на этот раз не получится. Придется и самому походить…

– Чистый лист бумаги за подписью Корниевича, – пробормотал Головацкий, когда гости покинули его кабинет и он остался один на один со своим псом. – Да-с… Действительно, высшая форма доверия. Но что могло их связывать?

Матвей Евграфович прошел к столу и вновь начал рыться в своей картотеке. На этот раз его интересовала личность Сербчука.

Антон Антонович считался весьма ответственным чиновником, прекрасным семьянином, однако насчет последнего у Головацкого имелась и несколько иная информация. Некоторые из амурных похождений Сербчука хоть и не стали достоянием общественности и законной супруги, но определенно имели место быть. Ночной визит на угол Никитинской и Васюкова вполне мог быть связан с одним из таких похождений. Даже наверняка. Но бумага!..

Бумага с подписью и печатью генерала не шла у Матвея Евграфовича из головы. В своей картотеке он, как ни старался, не сумел отыскать никакой связи между Сербчуком и Корниевичем. А связь явно была…

Головацкий бросил папку в стол и буквально упал в кресло. Дог покорно растянулся у ног профессора в ожидании новых ласк. Но их не последовало. Вместо этого Матвей Евграфович взял перо, чернильницу и принялся быстро писать что-то на подвернувшейся под руку бумаге. Писал он недолго, а закончив, немедленно позвонил в колокольчик. На его зов тут же явилась Глафира Карловна.