Марид Одран

— Мама, — заговорил я, — я вовсе не собираюсь помыкать тобою. Я просто подумал, что, может, ты не прочь заняться благотворительностью в Будайене. Вспомни, какими нищими были мы в прежние времена.

Она почти не слушала меня.

— Мы были бедными, Марид, — продолжала она, предаваясь весьма приукрашенным воспоминаниям о тех далеких временах, — но это были счастливые времена. — Она снова взглянула на меня, ее лицо стало грустным. — А теперь посмотри, какой я стала.

— Ну, мне пора, — сказал я, поднимаясь и направляясь к дверям. — Пусть тебе всегда сопутствует бодрость духа, мама.

— Ступай с миром, — напутствовала она, провожая меня до дверей. — И помни о том, что я сказала тебе.

Я не совсем понял, что она имела в виду. Даже в наши лучшие времена разговоры с матерью мало что мне давали. Они напоминали продвижение изощренным способом: шаг вперед и два назад. Но, по крайней мере, я был рад, что она отказалась от мысли вернуться в Алжир и заняться своей прежней работой. Видимо, я правильно ее понял. Насчет же ее желания вскружить кому-нибудь голову, я решил, что это скорее относится к сердечному влечению, а не к коммерческим планам. Обо всем этом я размышлял по дороге в свои апартаменты в левом крыле.

Кмузу уже вернулся и собирал грязное белье в стирку.

— Вам звонили, яа Сиди, — известил он меня.

— Сюда? — Меня удивило, почему не позвонили по моему личному номеру, ведь телефон я всегда носил на поясе.

— Да. Сообщения не оставили, но просили позвонить Махмуду. Номер телефона на вашем столе.

Возможно, меня ждали утешительные новости. Вначале я собирался заняться вторым из трех неотложных дел — Умм Саад, но решил, что она подождет. Я подошел к столу и назвал номер Махмуда. Он тут же ответил.

— Привет, Махмуд. Это я, Марид.

— Привет, у меня к тебе дело.

— Подожди, я сяду. — Придвинув стул, я уселся у телефона. На моем лице появилась злорадная усмешка, но с этим я ничего не мог поделать. — Итак, что у тебя?

После непродолжительной паузы Махмуд сказал:

— Насколько тебе известно, я был очень опечален смертью Иржи Шакнахая, да будет с ним благословение Аллаха.

В чем лично я сильно сомневался. Если даже я не предполагал, что Индихар замужем, то сомневаюсь, что об этом было известно Жаку, Махмуду и остальным. Кроме Чириги. Чири всегда была в курсе подобных дел.

— Это была трагедия всего города, — уклончиво сказал я.

— Это трагедия и для Индихар. Представляю себе ее горе. А бедность только усугубила ее положение. Я искренне сожалею, что предложил ей работать у себя. С моей стороны это было бессердечным поступком.

— Индихар — истинная мусульманка, — ответил я ледяным тоном. — И потому вовсе не расположена развлекать тебя или кого-либо другого.

— Я знаю, Марид. Не надо так горячо за нее вступаться. Главное — она поняла, что всех своих детей прокормить не сможет. Ты упоминал о том, что Индихар хочет отдать одного ребенка приемным родителям.

Я ненавидел себя за это.

— Видимо, ты не знаешь, что в свое время моя мать была вынуждена продать моего младшего брата.

— Брось, Магреби! — сказал Махмуд. — Это не купля-продажа. Ведь торговля детьми запрещена. Мы не можем продолжать разговор в таком духе.

— Ладно. Назови это как хочешь. Ты нашел людей, готовых усыновить ребенка?

Махмуд помедлил с ответом.

— Не совсем, — выдавил он наконец. — Но я нашел посредника. Я знаю его давно и ручаюсь за его честность и молчание. Ведь такие дела требуют любви к людям и большого такта.

— Разумеется, — откликнулся я. — Все это чрезвычайно важно. Не стоит лишний раз тревожить сердце вдовы.

— Так вот, именно поэтому я его и рекомендую. Он немедленно подыщет ребенку любящих родителей, а вдове вручит солидную сумму, причем таким образом, что на них не падет и тени подозрения. Вот так он работает. Думаю, мистер Он — идеальное решение проблемы Индихар.

— Мистер Он?

— Его имя Он Чонг. Он китайский бизнесмен из Кансу. Когда-то я работал его агентом.

— Понятно. — Кровь ударила мне в виски, и я закрыл глаза. — Теперь о деньгах. Сколько платит мистер Он и получаешь ли ты проценты от сделки?

— За старшего он заплатит пятьсот киамов, за младшего триста. За девочку двести пятьдесят. За двух сразу он выплатит надбавку в двести киамов, а за трех — пятьсот. Мне положены десять процентов от сделки. Если ты договоришься с ней об оплате твоих услуг, бери процент от оставшейся суммы.

— Что ж, все справедливо. Большего Индихар и не ожидает.

— Я же говорил, что мистер Он — щедрый человек.

— В таком случае — что дальше? Встретимся где-нибудь или как?

Похоже, Махмуд, клюнул на удочку.

— Сначала мы должны осмотреть детей, чтобы убедиться в их пригодности для передачи приемным родителям. Ты не мог бы завести их через полчаса на Рафи-Бен-Гарсиа, семь?

— Хорошо Махмуд. До встречи. Передай Он Чонгу, чтобы захватил деньги, — Я отключил телефон. — Кмузу, — окликнул я раба, — закругляйся с бельем. Мы едем.

— Слушаюсь, яа Сиди. Подогнать машину?

— Да.

Поверх джинсов я накинул галлебейю, а в карман засунул статический пистолет. Я не доверял ни Махмуду, ни торговцу детьми.