Марий и Сулла

С громкими криками старые граждане набросились на новых. Произошла свалка. Мелькали копья, мечи, палки. Люди падали, подымались, бросались в бой. Топот ног и вопли не утихали. И когда сторонники Цинны стали отступать, Октавий приказал преследовать их и рубить беспощадно.

У храма Кастора и Поллукса лежали груды трупов. Люди поспешно скрывались в кварталы плебеев, иные повернули к городским воротам, но их встречали дубинами, железом, мечами и копьями.

— Бить и преследовать! — в исступлении вопил Октавий и собственноручно рубил бегущих граждан.

К нему подбежал вольноотпущенник:

— Вождь, Цинна призывал на помощь рабов, обещая им вольность… К счастью, никто к нему не примкнул, и он оставил Рим, угрожая возвратиться с войском…

Созвав заседание сената, Октавий внес предложение об отнятии консульства у Цинны.

— Отцы, — говорил он, — разве Цинна — консул? Он оставил город в минуту опасности и обещал рабам свободу… для борьбы с властью!

Сенаторы зашумели:

— Верно! Это бунтовщик!

— Молчите! Цинна — лучший муж республики!

— Он ратует за справедливость и благоденствие квиритов!

— Молчите вы, разбойники! — воскликнул консул. — Мало получили? Будете помнить Октавиев день! На место злодея я предлагаю избрать Люция Мерулу, великого жреца Юпитера…

Сенаторы захлопали в ладоши.

— Это беззаконие! — возмущались приверженцы Цинны. — Сам Сулла способствовал назначению Цинны консулом.

— Если бы Сулла был здесь, — возразил Октавий, — он приказал бы умертвить его!

Октавий разослал соглядатаев в кампанские города, чтобы узнать о намерениях и действиях Цинны.

Притворившись сторонниками бежавшего консула, они следили за каждым его шагом и, прибывая в Рим, докладывали в сенате:

— Цинна сломал свои фасции в присутствии капуанских легионов и плакал. Он говорил: «От вас, квириты, я получил магистратуру, а сенат отнял ее у меня без вашего согласия». Потом он разорвал одежды, сошел с трибуны, бросился на землю и долго оставался в этом положении, пока его не подняли и не посадили на консульское кресло…

— Гистрион или шут! — пробормотал Октавий.

— Подлый лицемер! — засмеялся один из сенаторов.

— Потом принесли ему фасции, и легионарии кричали: «Действуй по консульскому праву! Веди нас куда хочешь!» А военные трибуны поклялись ему в верности.

Через несколько дней прибыли новые соглядатаи.

— Цинна объезжает города союзников. Он заклинает помочь ему и кричит на площадях: «Граждане, я пострадал, защищая ваши права, и если вы не поможете, гнев богов обратится на ваши головы!»

— Города дают ему деньги и людей…

— Я сам видел многочисленные войска… Легионы, стоявшие у Нолы, присоединились к нему.

Сенат был встревожен. Узнав, что Цинна имеет уже в своем распоряжении более трехсот когорт, он заставил магистратов поклясться, что они будут молчать об этом: возникало опасение, как бы народ не перешел на сторону низложенного консула.

Однако Рим узнал о походе Цинны, и тысячи граждан тайком покинули город. Одни бежали к Цинне, боясь его гнева, опасаясь за свою жизнь и имущество, другие — потому, что сочувствовали борьбе, которую он начал, а третьи — оттого, что были его сторонниками.

Известие о бегстве римлян застало сенат врасплох. Консулы Октавий и Мерула предложили принять необходимые меры для спасения республики. Сенат соглашался на все.

Начались спешные работы по укреплению города. Несмотря на дождь, шедший уже вторые сутки, мужчины рыли окопы, а женщины таскали на носилках камень, щебень и землю, превратившуюся в липкую грязь. Рабы, под наблюдением греков-строителей, укрепляли стены, устанавливали на них баллисты и катапульты. Сенат разослал гонцов во все города Италии, оставшиеся верными Риму, с требованием немедленной помощи.

XX

Долгие месяцы Марий скитался, гонимый и преследуемый, как зверь: он блуждал с друзьями по морю, его корабль трепали бури, он умирал с голоду, бежал от погонь и скрывался в болоте возле Минтурн. Здесь был он схвачен, отведен к магистратам и осужден на смерть.

Были сумерки, и в кубикулюме, где он лежал, запертый, предметы пропадали в сгущавшейся темноте.

Вошел галл с мечом в руке, чтобы привести приговор в исполнение, но громовый голос, донесшийся из угла, остановил его:

— И ты, несчастный, дерзаешь поднять руку на Гая Мария?

Уронив меч, варвар выбежал на улицу с криком:

— Нет, нет! Я не могу его убить!

Собралась толпа. Зашумела:

— Как, убить Мария, третьего основателя Рима?

— Убить спасителя Италии?

— О, бессовестные магистраты!

Крики возмущения усиливались.

— Пусть уходит, куда хочет, — предложил один старик, — пусть удар судьбы поразит его в другом месте, но да никто не скажет, что мы выгнали из своего города нагого и беспомощного Мария!

И граждане решили проводить его до моря.

Дорогу пересекала роща Марики, древнеиталийской нимфы, и ее нужно было обходить, но тот же старик крикнул:

— Нет священных и непроходимых дорог, если они могут спасти Мария! Давай, странник, вещи!

И он первый вошел в рощу, таща на себе тяжелый груз.