Мария

И останется вражда, останется обида и противостояние, и вновь войска собираются, и барабаны отбивают дробь вековой вражды непримиримой. Ненавидь врагов своих! И хохот князя тьмы застилает уши и лишает их слуха.

И тянутся руки, но пропасть меж ними, тянутся они друг к другу, но не могут соединиться, и великая мать земля скорбит о детях своих. И дети обвиняют отцов своих, и сами они отвержены, и никто не поддержит никого, а только ударит мечом и нанесет обиду и рану кровавую.

Так было, так есть.

И меняются времена, но все так же враждуют они между собой, и таят злобу новые жертвы великой глухоты и великого страха, и лелеют месть все новые дети, и подадут они прежде псам своим и псам бездомным, а потом лишь родителям своим.

Я вижу свет твой, Мария, и музыка твоя звучит для меня, и я слышу ее. Твои руки и ладони, и небо в них, и листва деревьев, и губ твоих сладость и одежд твоих дуновение. Откровение глаз твоих и голоса твоего звук, когда ты зовешь меня, когда ты отвечаешь мне, и двери дворца твоего открыты, и сердце твое исполнено любви, и движения твои созвучны с ним, и все, что исходит от тебя, все, что душа твоя, как сокровищница великая, подарит мне, как свадебный подарок принесет она сокровища сверкающие, и я буду знать тебя.

И ты откроешь мне руки, и я буду знать тебя, и от любви моей станет сила моя, не бессилие, и руки мои примут тебя, как ты принимала меня, когда я пришел к тебе, и от сладости твоей родится жизнь моя и вновь родится, от любви твоей станет спокойным путь мой, и легко мне будет идти, и не скажу я: "Вот стрела, и сделала она меня слабым, и боль от нее во мне".

И прекрасна ты, и тянусь я к тебе в любви своей, Мария!

Какая тень падает меж нами, я вижу скалу, от которой тень эта, и вижу я двери затворенные и тех, кто не может войти в них, вижу я корабли, что стремятся к берегу, но гаснет огонь маяка, и нет им пути во тьме, и разбиваются они о камни, о скалы, и гибнут все сокровища их, и все люди их гибнут. И кто-то будет говорить о мести, и кто-то скажет о войне, но никто не скажет слова любви. Кто скажет им о любви ?

И забытые в нужде своей дети забудут родителей в нужде их. И падут города, и станут руинами дворцы, и предастся забвению все, что было от них, и будут гореть библиотеки, и кони станут топтать копытами пергаменты и книги, и меч будет торжествовать, и человек будет рождаться для войны но не для мира.

Кто скажет им слово любви, чтобы пало в прах оружие их, чтобы обнялись они. О любви своей скажи им, Мария!

Мы как будто играли в игру.

Мария стелила мне на кушетке и говорила: "Спокойной ночи".

И уходила. Я дожидался, когда она выключит свет, и шел к ней.

Это значило: "Был день. Теперь ночь".

И мы больше не разговаривали. А иначе не заснули бы до утра, это точно.

Один раз я вошел к ней со свечкой и хотел поставить ее рядом с диваном на пол. Но Мария задула ее.

А утром она целовала меня, и я просыпался, или я просыпался раньше и смотрел на ее лицо, и мне казалось, что она не спит, а только притворяется, и как будто так оно и было, она вдруг улыбалась, не открывая глаза, и поворачивалась ком не, и я встречал ее губы.

И она спрашивала: "Какой сегодня день?"

И я говорил: "День обручения Марии Антуанетты и Людовика Шестнадцатого. В Версале большой бал".

Или я говорил: "Какой?"

И Мария сообщала сама: "День дебюта Битлз".

Кажется, идея устраивать праздники принадлежала мне, но иногда я думаю, что Мария родилась с ней.

Мы придумывали блюда для пиров и готовили их вместе, или я накрывал на стол к ее приходу, это было уже позже, когда она снова стала уходить на работу, но и тогда мы не разлучались, и я не видел ее, быть может, но она была рядом. И я накрывал на стол и шел встречать ее, и мы шли домой или гулять, но все равно домой.

Ну, сейчас случится что-то страшное. Уж очень все хорошо.

Она одевалась в сказочные наряды, и я знал их смысл, а никто больше не знал, только она и я, и мы отправлялись в волшебное путешествие, и не было страшно заблудиться, потеряться, как когда я писал стихи, и мне было легко открывать их, потому что я знал, Мария знает их и подскажет, если я не смогу, она напомнит, если я забуду. Эти стихи уже были написаны (для нее?), и я должен только найти их, нанести на бумагу, как студент Ансельм. Она знала их, и мне было не страшно, и я не ошибался.

И можно отправиться далеко-далеко и быть беспечным, и не тащить на себе тяжелых рюкзаков, когда ты знаешь, что будет ночь, и все станет таким же, каким оно было. Вчера. Всегда. Знакомым, родным. И тогда не страшно отправляться в путь, и не грустно, ничуть, ведь это игра, быть может, а ночь, это всегда дом. Мария.

Она не уйдет, она всегда будет со мной, и можно быть гордым или смешливым, можно быть грозным или беспечным, сильным или девочкой, ведь это игра.