Мария

– Потому что завтра опасная охота и неточный выстрел может принести беду. А по коробочке я вижу – это те самые, что подарил тебе доктор, он еще сказал, они английские и очень хорошие…

– Все-то ты слышишь…

– Кое-что я и рада бы не слышать. Может, лучше не ходить па эту охоту… Хосе передал тебе приглашение через нас.

– Ты хочешь, чтобы я не ходил?

– Как я могу просить об этом?

– А почему бы нет?

Мария посмотрела на меня и не ответила.

– Кажется, все, – сказала она, поднимаясь и оглядывая пол. – Я ухожу. Кофе, наверно, остыл.

– Попробуй.

– Только не заряжай сегодня ружье… Нет, горячий, – добавила она, потрогав чашку.

– Ладно, не буду сейчас заниматься ружьем. А ты не уходи.

Я зашел в комнату и снова вернулся на галерею.

– У меня очень много дел по хозяйству.

– Ах, да! – отвечал я. – Надо готовить угощение и наряды на завтра. Значит, ты уходишь?

Она пожала плечами и чуть склонила голову, словно говоря: «Как хочешь».

– Я должен объясниться с тобой, – сказал я, подойдя к ней. – Хочешь выслушать меня?

– Я ведь говорила, что не все хотела бы слышать… – ответила она, потряхивая коробочкой и прислушиваясь, как стучат в ней пистоны.

– Думаю, что меня…

– Это верно, верно то, что ты хочешь сказать, то, что ты думаешь.

– Что?

– Что я должна тебя выслушать. Только не сейчас.

– Как дурно ты обо мне думала последнее время!

Она, не отвечая, разбирала надпись на коробочке.

– Я ничего не буду говорить. Но скажи, что ты себе вообразила?

– Зачем?

– Значит, ты даже не позволяешь мне оправдаться?

– Я хотела бы знать, почему ты так вел себя, но мне страшно услышать это потому, что я не давала тебе никакого повода, и все время мне казалось, ты что-то скрываешь от меня… Но раз теперь ты доволен… то и я довольна.

– Я не заслужил твоей доброты.

– Может быть, я не заслужила…

– Я был несправедлив к тебе, и если ты позволишь, готов на коленях просить у тебя прощения.

Глаза ее, еще недавно затуманенные печалью, радостно вспыхнули.

– Ах, нет! – воскликнула она. – Ради бога! Я все уже забыла… слышишь? Все, все забыла! Но только с одним условием, – добавила она, помолчав.

– С каким хочешь.

– Если я скажу или сделаю что-нибудь такое, что тебе не понравится, ты тут же скажешь мне, и больше я не буду так делать и говорить. Не трудное условие?

– А я не должен просить тебя о том же?

– Нет, я не могу тебе советовать. Я не уверена, что думаю всегда правильно; к тому же ты узнаешь, о чем я хочу сказать, еще раньше, чем я произнесу хоть слово.

– Так, значит, ты понимаешь, ты веришь, что я люблю тебя всей душой? – спросил я тихо и нежно.

– Да, да, – прошептала она и, почти коснувшись рукой моих губ, знаком приказала мне молчать.

– Что ты собираешься делать? – спросил я, видя, что она направляется в гостиную.

– Слышишь? Хуан зовет и плачет, а меня нет.

Она остановилась на минуту в нерешительности, и такая нежность была в ее улыбке, такое любовное томление во взгляде, что, даже когда она убежала, образ ее долго еще стоял перед моим восхищенным взглядом.

Глава XXI … Я заснул, убаюканный журчанием реки…

На следующий день я отправился в горы в сопровождении Хуана Анхеля, он нес подарки, посланные мамой Луисе и девочкам. Следом за нами бежал Майо: верный пес был готов ко всем испытаниям, хотя претерпел немало неприятностей в наших походах, уже непосильных для его возраста.

Миновав мост через реку, мы увидели Хосе и его племянника Браулио, они вышли ко мне навстречу, Хосе рассказал о предстоящей охоте, он собирался прикончить знаменитого в округе ягуара, который унес у него нескольких ягнят. Старый горец выследил зверя и открыл одно из его логовищ у истоков реки, примерно в полулиге от усадьбы.

Хуана Анхеля даже пот прошиб, когда он услыхал все эти подробности. Поставив кошелку на палую листву, он смотрел на нас с ужасом, словно мы собирались убить человека.

Хосе продолжал объяснять план нападения:

– Готов прозакладывать собственные уши, что он от нас не уйдет. Поглядим, правда ли сосед Лукас такой храбрец, как сам хвалится. За Тибурсио-то я отвечаю. Вы взяли картечь?

– Да, – ответил я, – и длинноствольное ружье.

– Сегодня большой день для Браулио. Очень уж ему хочется посмотреть вас в деле; я сказал, что мы с вами называем выстрел пропащим, если целим медведю в лоб, а пуля угодит в глаз.

И он расхохотался, хлопнув племянника по плечу.

– Ладно, пошли, – продолжал он. – Пусть только негритенок отнесет эти фрукты сеньоре, а я вернусь с вами домой, – и, забросив за спину кошелку Хуана Анхеля, спросил: – А тут что? Наверно, сеньорита Мария положила какие-нибудь сласти для своего братца?

– Нет, это моя мать посылает разные мелочи Луисе.

– А что за беда была с сеньоритой? Вчера видел ее мимоходом, такая же веселая и свеженькая» как всегда. Ну прямо бутон кастильской розы.

– Она уже поправилась.

– А ты что здесь топчешься, почему еще не отправился обратно? – спросил Хосе у Хуана Анхеля. – Бери сумку и бегом. Да возвращайся поскорее, – в поздний час не стоит бродить в здешних местах одному. И не говори ничего там, внизу.