Мария Антуанетта

Решение оказалось правильным: народ с восторгом встретил назначение Неккера генеральным распорядителем финансов и министром, входящим во все советы, в том числе и королевский. Возле Пале-Рояля, где обычно собиралась толпа, раздавались возгласы «Да здравствует король!» и даже «Да здравствует королева!»; немедленно оживилась биржа. Приступив к работе, Неккер сразу отозвал эдикты прежнего правительства и отменил все, что сделано Бриенном и его хранителем печатей Ламуаньоном. В письме Мерси Иосиф II написал: «Я советую королеве не чинить препятствий Неккеру в его начинаниях и проектах, ибо это, возможно, единственный способ либо добиться улучшения нынешнего положения, либо вывести из заблуждения публику, что фанатично его поддерживает, дав ей возможность убедиться в том, что, получив все полномочия, он не сумел ничего сделать». Вопрос о созыве Генеральных штатов висел над королем как дамоклов меч, до бесконечности удручая его, поэтому с приходом Неккера он предложил перенести дату созыва на 1 января 1789 года. Осторожный Неккер в ответ предложил еще раз собрать нотаблей, чтобы решить вопрос о представительстве. Как было принято издавна, от каждого сословия выбирали по 300 депутатов, но голосование проводилось посословно, а не поголовно, так что первые два сословия — аристократия и духовенство — всегда оказывались в большинстве. При сложившемся положении такое несоответствие вызывало возмущение, ибо третье сословие являлось самым многочисленным и представляло народ, несущий на своих плечах налоговое бремя, пополнявшее казну, беззастенчиво растаскиваемую знатью и фаворитами. Неккер предложил увеличить число депутатов третьего сословия вдвое. Нотабли единодушно выступили против предложения Неккера. Новый министр сумел убедить короля, что эта мера является необходимой и хотя бы отчасти снимет царящее в стране напряжение. В результате приняли решение увеличить число мест для депутатов третьего сословия ровно вдвое, то есть до шестисот человек. Вопрос об индивидуальном голосовании пока оставался открытым. Популярность Некера вновь взлетела до заоблачных высот; народ называл его «министром-патриотом». В стране началась предвыборная кампания: составление наказов избирателей и выборы будущих депутатов. Избирательные собрания превращались в арену пылких споров, а зачастую и потасовок. На страну хлынул «потоп писаний», как характеризовали море агитационных брошюр, наводнивших Францию. Третье сословие выступало против неограниченной монархии как общественного устройства, аристократия нападала на монархию Бурбонов. Герцог Орлеанский, в свое время сделавший все, чтобы закрепить в глазах общества дурную репутацию королевы, теперь взялся за короля. В конце апреля 1789 года, незадолго до созыва Генеральных штатов, в Сент-Антуанском предместье Парижа рабочие вместе с парижской беднотой разгромили мануфактуру бумажных обоев Ревельона, и множество свидетелей видели среди возмущенного народа карету герцога Орлеанского, которого народ встречал с радостными криками, награждая титулом «друга народа»! По тем временам такой титул был гораздо более почетным, нежели звание «доброго короля». «…Франции очевидно грозит революция; этот вывод я делаю, проанализировав череду незначительных на первый взгляд событий, свидетельствующих о нарастании беспримерного всеобщего возбуждения и одновременно указывающих, чем сие злополучное возбуждение может завершиться. Вот уже больше года, как я подмечаю эти признаки и неустанно на них указываю; но за это время правительство лишь громоздило ошибку за ошибкой. <…> В этой критической обстановке королеве надлежит поступать крайне осмотрительно, придерживать собственное мнение и ни в коем случае не выказывать свои симпатии той или иной партии», — писал Мерси Иосифу II. Ибо, как было сказано кем-то из современников, если при Людовике XIV о недостатках можно было только намекнуть, при Людовике XV — шепнуть на ухо, то при Людовике XVI о них кричали во весь голос. А общественное мнение давно уже видело в Марии Антуанетте одни лишь недостатки.