Полное оправдание кардинала выставляло его дураком, попавшимся на удочку мошенников, и подразумевало осуждение королевы. Ибо раз кардинал невиновен, значит, он искренне верил во все, что ему говорили от имени королевы; а верил он потому, что от королевы, постоянно скрывающейся у себя в Трианоне, можно ждать всего. И публика аплодировала и кричала «Да здравствует кардинал!», выражая свою нелюбовь ко двору и королеве и признательность судьям, назвавшим третий пункт обвинения «заблуждением». Столь же восторженно встречали и оправданного Калиостро. Пытаясь хоть как-то спасти лицо, король лишил Рогана всех его должностей и привилегий и отправил в провинцию, в приход Шез-Дье, затерянный в горах Оверни, а Калиостро прислал приказ в 24 часа покинуть Париж, а через три недели и Францию. Впоследствии Роган письменно признал свой долг — 1 миллион 919 тысяч 892 ливра — Бемеру и Бассанжу и гарантировал его выплату доходами от одного из принадлежавших ему аббатств. Во время революции имущество духовенства конфисковали в пользу нации, долг остался невыплаченным, и ювелиры разорились. Расплатились потомки Роганов с потомками Бемера только к концу XIX столетия. Звезда Калиостро, получившего благодаря процессу поистине всемирную известность, стала клониться к закату; скончался маг в 1795 году в каземате крепости Сан-Лео, но молва о его чудесах живет и поныне.
Полной ясности в деле об ожерелье до сих пор нет и, наверное, уже никогда не будет — слишком многими противоречивыми слухами оно обросло. Почему кардиналу позволили сжечь бумаги? Куда делись письменные показания королевы и поддельное соглашение о покупке бриллиантов? Почему в письме Иосифу Мария Антуанетта отказалась сообщать подробности дела, в частности рассказывать о свидании в Версале, заявив, что барон де Бретейль все расскажет ему при личной встрече? Однако политическую роль процесс сыграл: авторитет монархии упал как никогда низко.
Когда Ла Мотт повели на эшафот, чтобы подвергнуть наказанию, она так кричала и вырывалась, что вместо плеча одно клеймо палач поставил ей на грудь. А потом в Сальпетриер к несчастной жертве королевского произвола, каковой после понесенного наказания предстала в глазах общества Ла Мотт, потянулся ручеек знатных дам с подношениями: посещение авантюристки вошло в моду. Теперь самозваная графиня утверждала, что все участники процесса лгали, выгораживая королеву. Говорят, интриганку посетила даже принцесса де Ламбаль (не по поручению ли Марии Антуанетты?). Бросая вызов Версалю, придворные дамы ездили в тюрьму к узнице, тем самым давая понять, что только недосягаемое положение избавило Марию Антуанетту от осуждения. Дыма без огня не бывает. Через год Жанна де Ла Мотт бежала — то ли соблазнила сторожа, то ли с помощью одной из знатных посетительниц. Одно время даже ходил слух, что побег устроила сама королева, ибо, являясь сообщницей Ла Мотт, хотела отблагодарить ее за то, что она не выдала ее на суде. Но если королева закрыла глаза на бегство авантюристки, то исключительно по доброте сердечной: она никогда и никому не мстила. «Я непременно восторжествую над своими обидчиками, утроив те добрые дела, что я всегда старалась творить. Им легче оскорбить меня, нежели заставить меня мстить им», — писала королева любимой подруге Полиньяк.
Благополучно добравшись до Англии, Ла Мотт начала писать мемуары, поливая в них грязью Марию Антуанетту, дабы закрепить у читателей образ похотливой королевы, обкрадывающей своих подданных. Вскоре после бегства Ла Мотт в Лондон отбыла Диана де Полиньяк — как говорят, с секретным поручением выкупить тираж мемуаров или уничтожить его. Но ни ей, ни обаятельному Безанвалю, отправившемуся вслед за ней в английскую столицу, не удалось предотвратить появление опуса Ла Мотт. Авантюристка без колебаний взяла деньги — 200 тысяч ливров и издала свои записки. «Оправдательные записки графини де Валуа де Ла Мотт, написанные ею самой» («M'emoires justificatifs de la comtesse de Valois de La Motte, 'ecrits par elle») вышли в свет в 1788 году. В приложении автор поместила якобы сохранившуюся у нее переписку королевы с кардиналом, о которой она заявила на суде. Тогда эта лишняя капля в море недовольства двором и королевой большой роли не сыграла: монархия стремительно скатывалась в пропасть. Реальная угроза возникла после падения Бастилии, когда Ла Мотт под предлогом восстановления справедливости наводнила Париж вторым изданием своих «Мемуаров», приложением к которым стали многочисленные памфлеты: «Беседа мадам де Полиньяк с мадам де Ла Мотт», «Рассказ о жизни Марии Антуанетты»… Один из стихотворных памфлетных образчиков назывался «Разоблаченная королева»: