Мария Антуанетта

В этом её вина, её бесспорная вина: оказаться беспримерно легкомысленной перед грандиозной задачей Истории, мягкосердечной – в жесточайшей схватке столетия. Вина бесспорна, и всё же Мария Антуанетта заслуживает снисхождения, ибо следует учесть ту меру искушений, которой едва ли смог бы противостоять и более сильный характер. Попав из детской на брачное ложе, в одни сутки, как если бы ей это приснилось, призванная к высокой власти из задних комнат дворца, ещё не подготовленная принять её, духовно ещё не пробудившаяся, доверчивая, не очень сильная, не очень деятельная душа вдруг оказывается, словно солнце, центром хоровода восхищённых планет. И каким богатым опытом обладает это поколение Dix–huitieme в подлом деле совращения молодой женщины! Как хитро оно обучено интригам и тонкой угодливости, как находчиво в готовности восторгаться любой мелочью, любым пустяком, как искусно в высшей школе галантности и сибаритства, в способности легко принимать жизнь! Искушенные, трижды искушенные во всех соблазнах и слабостях души, царедворцы тотчас же втягивают это неопытное, это совсем ещё не знающее себя девичье сердце в свой магический круг. С первого же дня восшествия на престол Мария Антуанетта витает в облаках фимиама безмерного обожания. Что бы она ни сказала – умно, что бы ни сделала – закон, что бы ни пожелала – немедленно исполняется. Её каприз завтра же становится модой, она совершит глупость, и весь двор с воодушевлением подражает ей. Её близость – солнце для этой тщеславной, честолюбивой толпы царедворцев; её взгляд – подарок, улыбка благодеяние, её появление – праздник. На её приёмах все дамы, самые пожилые и самые юные, знатнейшие и только что представленные ко двору, стараются изо всех сил – судорожным, смехотворным, бестолковым образом – только бы, Бога ради, хоть на секунду обратить на себя её внимание, поймать комплимент, одно слово, быть замеченной. На улицах народ, собираясь толпами, вновь доверчиво приветствует её, в театре при её появлении все зрители, до единого, вскакивают с мест, а когда она во дворце шествует мимо зеркал, то видит в них великолепно одетую, молодую, прелестную женщину, воодушевлённую своим триумфом, беззаботную и счастливую, самую красивую среди тех, кто окружает её, и, следовательно (ведь она отождествляет свой двор с миром), самую красивую на свете. Как с сердцем ребёнка, как с ординарными силами души защищаться от подобного дурманящего, опьяняющего напитка счастья, составленного из всех пряных и сладких эссенций чувств, из взглядов восхищённых мужчин, из восторженной зависти женщин, из преданности народа, из собственной гордости? Как не быть легкомысленной, если всё так легко? Если деньги сами плывут в руки, стоит лишь на листке бумаги бегло написать одно слово, единственное слово – "payez"[51], и волшебным образом тысячами катятся дукаты, появляются драгоценные камни, разбиваются сады и парки, воздвигаются дворцы? Если нежный ветерок счастья так мягко и приятно успокаивает нервы? Как не быть безмятежной и беспечной, если самим небом дарованы крылья, дающие тебе лёгкость и свободу? Как не потерять почву под ногами, если кругом столько соблазнов?

Эта легкомысленность в восприятии жизни, если рассматривать её в историческом аспекте, безусловно, является виной Марии Антуанетты, но это также и вина всего её поколения. И именно из–за полного соответствия духу своего времени Мария Антуанетта стала типичной представительницей Dix–huitieme. Рококо, этот изнеженный и хрупкий цветок старой культуры, этот век изящных и праздных рук, век увлеченного игрой, рассеянного, утонченного духа, прежде чем уйти в небытие, пожелал принять телесный образ. В иллюстрированной Книге Истории век этот невозможно представить ни одним королём, ни одним мужчиной. Изобразить его можно лишь в образе женщины, королевы, и вот этому–то собирательному образу Королевы рококо полностью соответствует Мария Антуанетта. Из беспечных – самая беспечная, среди расточительных – самая расточительная, между галантными и кокетливыми женщинами – изысканнейше галантная и осознанно кокетливая, своей личностью она незабываемо отчётливо и предельно точно выразила обычаи, манеры, нормы поведения, искусственный уклад жизни Dix–huitieme. "Больше грации и достоинства вложить в поведение невозможно, – говорит о ней мадам де Сталь. – Она обладает удивительной манерой обращения с окружающими, чувствуешь, она знает, что никогда не должна забывать о своём королевском достоинстве, а ведёт себя так, как если бы забыла об этом". Мария Антуанетта играет своей жизнью, словно очень тонкой и хрупкой игрушкой. Вместо того чтобы стать великой для всех времён, она стала олицетворением своего времени, и, безрассудно тратя свои внутренние силы, она всё же выполнила одну задачу: с нею Dix–huitieme достигает совершенства, с нею он приходит к концу.

***