Мария Федоровна

Счастлив был и Александр. Но в марте, когда Минни была уже почти «на сносях», ему пришлось на несколько недель покинуть жену. Он получил распоряжение Государя отправиться в Ниццу на освящение православной часовни на месте виллы Бермон, где тремя годами ранее скончался Цесаревич Николай Александрович.

14 марта 1868 года состоялось освещение, и сын сообщал матери: «Тяжело было снова увидеть этот город, который всем напоминает мне самые ужасные минуты моей молодой жизни, минуты, которые никогда не изгладятся из моей жизни, потому что я не мог себе представить, что я могу сделаться Наследником и заменить моего милого друга Никсу». Он писал и жене, рассказывая о своих мрачных мыслях в солнечной Ницце. Но Марии не надо было ничего подробно объяснять; она все хорошо понимала и чувствовала.

У нее были свои тяжелые волнения, связанные с ее положением. Надо было держаться, нельзя было расслабиться. Она не имела теперь права волноваться, так как это могло неблагоприятно отразиться на ребенке. Цесаревна старалась жить, как и раньше, но душа все время тосковала по мужу. Она ему корреспондировала регулярно. Ее письма бодры, трогательны, полны изъяснений в любви: «Как скучно без тебя. Ты этого и представить не можешь, потому что я тебя гораздо больше люблю, чем ты меня; не правда ли?»

Она называла его теперь любовно «пусси-пусси», и Цесаревич улыбался, когда это слышал. У них уже был свой мир, свой язык, свой стиль отношений, недоступный никому другому.

О своем физическом состоянии она почти ничего не писала, стараясь не отягощать лишними переживаниями. Если не знать реального положения вещей, то эти письма можно принять за послания веселой и беззаботной особы, не обремененной ни страхами, ни переживаниями, ни регулярно повторяющимися приступами слабости, а лишь чувствами к своему любимому.

«Здравствуй, ангел сердца моего. Ты видишь, что мои мысли не покидают тебя ни на минуту. Ты был моей последней мыслью, когда я засыпала, и сейчас, как только я проснулась, снова пишу тебе. А от тебя все еще нет ничего. Ты мог бы хотя бы прислать хоть одно маленькое словечко телеграммой уже из Пскова, или с какой-нибудь другой станции, но ничего нет. Пусси, Пусси, ты так увлекся игрой в карты, что уже забыл меня, не правда ли?» Она знала, что это неправда, но так хотелось еще раз услышать, что ее сильно любят!

Мария Федоровна при этом регулярно и подробно описывала состояние Императрицы. У Марии Александровны уже в начале 60-х годов появились признаки чахотки, и она постоянно лечилась у известнейших докторов, на лучших курортах в России и за границей. Без малого двадцать лет супруга Александра II боролась с недугом, который в конце концов преждевременно свел ее в могилу.

Почти пятнадцать последних лет ее жизни рядом с ней была невестка, которая просто могла бы написать историю болезни свекрови. Чуть ли не ежедневно ее навещала, выслушивала, сочувствовала, обсуждала с докторами течение болезни.

Она была так заботлива, так искренне участлива, что это не могло не тронуть добродетельное сердце царицы. «Твоя дорогая Мама, к несчастью, опять перенесла неприятный приступ. В 4 часа у нее вдруг началось харканье кровью, чего с нею не было уже несколько лет. Но Гартман (Карл Карлович, лейб-медик. — А. Б.) не волнуется и надеется, что это более не повторится. Он только попросил ее, чтобы она вела как можно более спокойный образ жизни и много не разговаривала. За обедом, однако, она разговаривала… Но сегодня вечером для чтения она не может появиться. Только бы Бог сделал так, чтобы это не повторилось. Несчастная, как это ужасно и для нее и для нас, которые не могут ей ничем помочь».

Марии Федоровне и самой необходимо было вести спокойный образ жизни, но она до последней возможности не отказывалась от своих семейно-династических обязательств.

С конца апреля 1868 года семья Цесаревича жила в Александровском Дворце Царского Села, а рядом, в Большом Дворце, обосновались Царь с Царицей. Важного события можно было ждать в любую минуту. Александр в эти дни почти не отлучался, лишь в самом крайнем случае, находясь все время или вместе с женой, или поблизости.

6 мая, в начале 5-го утра, Мария Федоровна проснулась, ощущая сильную боль в нижней части живота. Она тут же разбудила Сашу, который сам не знал, что делать. Позвал акушерку, которая сказала: «начинается».

Цесаревич тут же написал и отправил записку матери: «Милая душка, Ма! Сегодня утром, около 4-х часов, Минни почувствовала снова боли, но сильнее, чем вчера, и почти вовсе не спала. Теперь боли продолжаются, и приходила мадмуазель Михайлова, которая говорит, что это уже решительно начало родов. Минни порядочно страдает по временам, но теперь одевается, и я ей позволил даже ходить по комнате. Я хотел приехать сам к Тебе и Папа, но Минни умоляет меня не выходить от нее. Дай Бог, чтобы все прошло благополучно, как до сих пор, и тогда-то будет радость и счастье».

Но потребовалось еще несколько часов, пока все окончательно определилось. Дальнейший ход событий запечатлен в дневнике Цесаревича.